Мне вдруг стало скучно быть просто женой. Лева пропадал на работе. Я бродила по нашему дому в поисках занятия. Вся моя культурно-оздоровительная программа, включающая бассейн, массаж, косметолога, парикмахерскую, став более чем доступной, перестала казаться каждодневной необходимостью. Чтобы хоть как-то убить время, я все чаще делала себе маникюр сама, экспериментировала с косметикой, даже села на диету. Это было занятие весьма обременительное, требующее постоянного подсчета калорий, записей. Я боялась даже заикнуться об этом Ладе. Она бы сразу поняла, что у нас с Левой что-то не так. Никогда, даже в самые неприятные времена, мы с Ладой не занимались такими глупостями, как диета. Однажды она рассказывала, как в начале своей самостоятельной жизни была вынуждена экономить и поэтому сделалась вегетарианкой, вознесла на пьедестал овсянку и обезжиренное молоко, но эти времена остались далеко позади. Слава богу, мы давно не подсчитываем сумму, оставшуюся до очередной зарплаты. Это, между прочим, счастье, недоступное для очень многих людей. Так вот, мы отвергаем какие бы то ни было диеты. Мы с Ладой всегда придерживались того мнения, что нашим идеальным фигурам ничто не угрожает. Мы не боимся набрать лишний килограмм, тем более — потерять его. Я продолжала так думать, но тайком вела подсчеты калорий, что отнимало, как ни странно, много времени. Эти сопоставления съеденного и растраченного были для меня необходимым условием чистоты эксперимента. Иначе все теряло смысл. Человек, который впервые ввел понятие калории, наверное, был отчаянным занудой. Он сумел запудрить мозги стольким людям. Интересно, какой вес был у него самого? Ну, да это не имеет никакого значения. Ведь главное — результат, на который я возлагала большие надежды. И что же… Меня ожидало разочарование: через две недели эксперимента я не влезла в свою любимую юбку! Из этого я сделала философский вывод: значит, я не умею считать. Это был еще один огорчающий вывод, не способствующий поднятию настроения, тем более самооценки.
— А ты как-то изменилась, — заметил Лева, оценивающе разглядывая меня в ванной.
Я задернула шторку, сделала напор в душе посильнее и притворилась, что не расслышала слов мужа. Но Лева не отставал:
— Ты немного округлилась, но тебе это чертовски идет!
Муж заметил лишние килограммы! Теперь это были именно лишние килограммы, которые я ощущала, наклоняясь, надевая обтягивающие вещи. Предательская складка на животе, его непривычная выпуклость, которую Лузгин называл сексуальной. Разве может быть сексуальным животик? Жировая складочка — результат неумеренности в еде, неправильного образа жизни и гиподинамии — ассоциировалась у него с волнующим таинством секса? Да он просто издевается надо мной! Может быть, сам не желая того, но он сыпал соль на рану. Мне стало жаль себя, но одновременно в душе закипела обида. Да, проводить день за днем словно в добровольном заточении, от скуки и паники объедаться сладостями — к чему это приведет? Да, я перестану смотреть на себя в зеркало, чтобы не огорчаться, подруги не станут лишний раз напоминать о том, что я изменилась. Они прочтут в моих глазах, что это опасно для жизни!
Я все еще закрывала глаза на явные неприятности. Это было в моем стиле. И раньше, в первом браке, когда я замечала, что происходит нечто неприятное, я сперва старательно делала вид, что все в порядке. Это доходило до абсурда. Варька ругала меня за бесхребетность. Но разве можно переделать себя? Я поняла, что если для тебя это невозможно, то у твоей второй половины, словно специально, — задача подмять тебя под себя, перекроить, переиначить. Чем дальше, тем больше я убеждалась в том, что Лева, расхваливая мою красоту и ум, постепенно лепит из меня женщину, с которой ему было бы спокойно, уютно. Доказательств тому было не так уж много, но выглядели они весьма внушительно. Взять хотя бы мои волосы. Из-за вдруг разбушевавшейся лузгинской ревности к прошлому мне пришлось расстаться со своей шикарной рыжей шевелюрой. Я вспоминала вытянувшиеся лица подруг, когда они впервые увидели меня с короткой стрижкой. Чего мне стоило напускать на себя совершенно безразличный вид, будто я вовсе не сожалею о годах, когда лелеяла, ухаживала, любовалась волнующей рыжей волной моих роскошных волос. Это была моя визитная карточка, мой козырь, мое взращенное самолюбование. Я рассталась со всем этим, стоило Леве устроить мне пару раз неприятную сцену, окрашенную ярко-багровыми красками ревности. Он, видите ли, все время вспоминает о том, что кто-то касался моих волос, что они щекотали мужскую грудь, вызывая желание!
