(художественной школы).
В новом году в наш класс записали несколько ребят из новостроек квартала П (с квАртала), а также второгодника Мазура. До этого я не представлял себе, что Жарика можно победить, но Мазур оказался ещё сильнее.
Мазур был вообще не ребенок и никогда не был ребенком, как некоторые не бывают юношами, а сразу после детства превращаются в мужиков. Однажды, когда мы цыбарили – курили и матерились за школой в присутствии знаменитого блатного по кличке Косой, мимо проходил мужчина с ребенком и сделал Косому замечание:
– Хоть бы постеснялся ругаться при детях!
На что Косой, с притворным изумлением глядя на Мазура, возразил:
– А где здесь дети?
Идущая следом почтальонша с сумкой увидела Мазура и приветливо сказала:
– А, Олежка, черноглазенький, здравствуй!
Стало быть, кто-то считал этого угрюмого садиста шустрым забавным мальчуганом!
Предосудительные свойства Жарика у Мазура были в избытке. Если
Коля был двоечник, то Мазур – что называется колышник. Коля был бедовый, Мазур – жестокий. Коля был без тормозов, Мазур – без башки.
Коля был плохой мальчик, Мазур – вообще не мальчик, а существо.
Конечно, они должны были сразиться.
Они стыкались не в рекреации под лестницей, где все, а прямо в классе, между парт. Мне запомнилось, как Жарик перед боем перевязывает потуже шнурки на кедах и сопит своим пушкинским носом.
Розовая кожа просвечивает сквозь кудрявую леску его волос. В детстве он был светловолосым и кудрявым.
Мазур занял выход к доске, и Коля вразмашку налетал на него, пытаясь пробиться. Каждый раз, когда Жарик снизу делал свой деревенский замах, Мазур, с сатанинской улыбкой на землистом лице, сверху бил его в нос и сбивал с ног. Коля вскакивал, бросался снова, и снова звучал омерзительный шмяк кулака о лицевую мякоть. Это продолжалось нестерпимо долго, секунд тридцать, пока не зазвенел звонок.
После этой бойни Жарик и Мазур стали приятелями. Они ходили вместе шухарить, стреляли из поджигного, залезали в товарный вагон со щебенкой и выпрыгивали на ходу, катались на лыжах с крыши сарая в
Китаевке. Количество поклонников Жарика поубавилось, некоторые стали исподтишка поговаривать, что не такой уж он и сильный, и даже Илюха из четвертого класса сильнее, потому что занимается боксом.
Но и Мазур любимцем не стал. Он жил в каком-то другом мире, недетском и жутком. В нем чувствовалась иная, неигровая жестокость.
К тому же он был уж чересчур дремучий. Выходя к доске, он не мог из себя выдавить совсем ничего, а только повторял, как старая бабка:
"Тышша, тышша". Да если бы кто другой, менее опасный, сказал вот так
"тышша", его бы заклеймили по гроб жизни.
Мазур не оставил глубокого следа в нашем классе. На следующий год он как-то незаметно исчез, остался в ещё более младшем классе, где должен был казаться каким-то динозавром.
Во взрослой жизни мы с ним почти не сталкивались. Однажды, когда
Жарик уже первый раз освободился, мы с ним отправились к двум крошечным воспитанницам ПТУ, снимавшим квартиру в том самом доме напротив школы, где жил Мазур. Между нами было условлено, что мы постучимся в дверь и скажем: "Спустилась ночь". А девочки из-за двери ответят: "Куку" – и впустят нас в квартиру. Если дома окажется хозяйка, то мы будем выдавать себя за двух кузенов, приехавших в гости из Арсеньево. И вот, когда мы обсуждали эту ловкую тактику, за нами увязался невменяемый Мазур.
Он брел за нами и выкрикивал из темноты оскорбления, предлагая
Жарику разобраться, но Коля отвечал невероятно миролюбиво и мне советовал не обращать внимания. Вечер был испорчен.
Во времена сухого закона, когда мужики в нашей единственной пивной стали обсуждать старшего брата Мазура, я спросил, не слыхали ли они про младшего, Олега. Мужики отвечали, что Мазур-младший опять сидит, но, к сожалению, он стал слишком нервный и с ним очень трудно общаться. Недавно, к примеру, он ни за что выбил глаз шнырю.
Незадолго до всей этой эпопеи с убийствами Жарик предложил мне зайти в гости к Мазуру, но я отказался. Я сказал, что Мазур, на мой взгляд, слишком отмороженный, с такими уголовниками не знаешь, как себя вести и что можно сказать. Коля уверял меня, что Мазур теперь совсем другой. Он стал нормальный, добрый малый и будет очень рад меня видеть.
