Взяв листы, Траунштейнер всем своим квадратным красным лицом мрачно дал понять: беспрекословное подчинение.
- Голландия и верхняя часть Германии, - сказал человек в белом, - отводятся сержанту Клейну. Опять шестнадцать, восемь и восемь.
- Благодарю вас, герр доктор.
- Восемь в нижней Германии и девять в Австрии, то есть семнадцать - для сержанта Мундта.
Мундт - круглолицый, коротко стриженный человек со стеклянным глазом - улыбался, дожидаясь, когда ему передадут списки.
- В Австрии, - сказал он, - я займусь и Яковом Либерманом.
Траунштейнер, передававший ему бумаги, обнажил в улыбке золотые коронки.
- Яковом Либерманом, - сказал человек в белом, - в свое время обязательно займутся, если не считать, что у него и так плохое здоровье, а банк, в котором он хранил свои еврейские денежки, лопнул. Он занят сейчас чтением лекций и выпуском своих книжонок, а не нами. Забудьте о нем.
- Слушаюсь, - сказал Мундт. - Я только пошутил.
- А я нет. Для полиции и для прессы он всего лишь старая зануда с папками, набитыми призраками; убейте его - и он превратится в непризнанного героя, живых врагов которого предстоит поймать.
- Я никогда не слышал об этом еврейском выродке.
- Хотел бы я сказать то же самое.
Собравшиеся рассмеялись.
Человек в белом передал последнюю пару листков Гессену.
- Для вас восемнадцать, - сказал он, улыбаясь. - Двенадцать в Соединенных Штатах и шесть в Канаде. Я думаю, что вы будете достойны своего брата.
- Так и будет, - ответил Гессен, гордо вскидывая серебряную голову. - И вы в этом убедитесь.
Человек в белом обвел взглядом своих гостей.
- Повторяю вам, - сказал он, - каждый человек должен погибнуть в предназначенную для каждого дату или как можно ближе к ней. «В», конечно, лучше, чем «ближе», но разница должна быть буквально микроскопической. Неделя туда или сюда не будет играть решающего значения и даже месяц можно принять, если таким образом риск будет сведен к минимуму. Что же до методов: любой, который вы предпочтете, помня лишь о том, что они должны варьироваться, лишая полицию возможности строить какие-либо предположения. В любой из этих стран власти не должны даже предполагать, что все смерти - части одного плана. Для вас это не представит трудностей. Учитывайте про себя, что во всех случаях речь идет о достаточно пожилых шестидесятипятилетних людях: они уже подслеповаты, рефлексы у них замедлены, силы убывают. Водят машины они из рук вон плохо, переходя улицу, не смотрят по сторонам; они могут пострадать при падении, на них могут напасть на улице и зарезать хулиганы. Есть десятки способов, при помощи которых такой человек может расстаться с жизнью, не привлекая внимания высоких властей.
Он улыбнулся.
- И я не сомневаюсь, что вы найдете их.
Клейст задал вопрос:
- Можем ли мы нанять кого-то для выполнения данного задания или обратиться к кому-то за помощью? Если таким образом лучше всего можно будет выполнить задачу?
Человек в белом с неприкрытым удивлением развел руки.
- Вы толковые ребята с неплохой сообразительностью, - напомнил он Клейсту, - почему мы и отобрали именно вас. Тем не менее, если вы считаете, что справиться с работой сможете только таким образом - действуйте. Если человек отправится в мир иной в отведенный для него срок и власти не будут подозревать, что это часть операции, руки у вас полностью развязаны.
Он поднял палец.
- Впрочем, не в полной мере; прошу прощения. Одно условие, но достаточно важное. Мы не хотим, чтобы хоть в какой-то мере пострадали члены семьи данного человека, оказавшись в роли, скажем, сопутствующих жертв при дорожной катастрофе. Или же, допустим, если человек пал жертвой любовника молодой жены, которая стала соучастницей преступления. Повторяю: члены семьи никоим образом не должны пострадать и соучастниками могут быть только посторонние.
- Зачем нам вообще нужны соучастники? - спросил Траунштейнер и Клейст сказал:
- Никогда не знаешь, с чем тебе придется столкнуться.
- Я проехал по всей Австрии, - сказал Мундт, проглядывая свой список, - но тут упоминаются места, о которых я никогда не слышал.
