Был хороший день, и мы бродили по двору, собирая нападавшие за зиму ветки. Нам поручили эту работу, но кроме этого, мы сами хотели построить из них шалаш. Сначала мы услышали ржание Флоры, потом голос отца, потом окрик Генри, мы понеслись к сараю, чтобы посмотреть, что происходит.
Дверь конюшни была распахнута. Генри только что вывел Флору, а она вырвалась от него. Она свободно бегала по дворику, от одного конца до другого. Мы влезли на забор. Было здорово смотреть, как она бегает, ржет, встает на дыбы, гарцует и пугает, словно лошадь в вестерне, необъезженная лошадь с ранчо, хотя, в сущности, была просто старой тягловой гнедой кобылой. Отец с Генри бегали за ней, пытаясь поймать болтающуюся узду. Они пытались прижать ее в угол, и им почти это удалось, когда она вдруг, выпучив глаза, рванула между ними и исчезла за углом сарая. Мы услышали, как с грохотом свалилась ограда, когда она прыгнула через забор, и Генри крикнул:
— В поле ушла!
Это означало, что она направилась к длинному L-образному полю, примыкавшему к дому. Что, если она обошла центр и понеслась к проходу, а там калитка открыта… Сегодня утром на поле выезжал грузовик! Отец крикнул, обращаясь ко мне, потому что я находилась по ту сторону забора, ближе к проходу:
— Беги, запри калитку!
Я бегала очень быстро. Я помчалась через сад, мимо деревьев, на которых висели наши качели, перепрыгнула канаву и очутилась в проходе. Вот открытая калитка. Флора еще не выбежала, я видела ее на дороге. Должно быть, она бежала к другому краю поля. Калитка была ужасно тяжелая. Я приподняла ее от гравия и потащила поперек дороги. Я дотащила до середины, когда показалась Флора, она скакала прямо на меня. Оставалось только накинуть цепочку. Лайярд карабкался через канаву мне на помощь.
Но вместо того, чтобы закрыть калитку, я постаралась распахнуть ее как можно шире. У меня не было какого-то определенного плана, просто открыла и все. Флора, не сбавляя хода, пронеслась мимо меня, а Лайярд прыгал и кричал:
— Закрывай! Закрывай! — хотя поезд уже ушел.
Отец и Генри появились на поле слишком поздно, чтобы заметить, что я натворила. Они только увидели, как Флора мчится по направлению к трассе, и подумали, что я не успела.
Они не стали тратить время на расспросы, вернулись к сараю, взяли ружье и свои ножи и уложили все это в грузовик. Развернув машину, они поехали по полю по направлению к нам, подпрыгивая на ухабах. Лайярд стал их звать:
— И меня возьмите, меня тоже возьмите!
Генри притормозил, и Лайярда взяли. Когда они уехали, я заперла калитку.
Я была уверена, что Лайярд все расскажет. Я размышляла, что же такое со мной случилось. Никогда прежде я не ослушивалась отца, и теперь не могла понять, зачем я это сделала. Флора все равно никуда не денется. На грузовике ее, безусловно, поймают. И если даже сегодня утром ее не найдут, то кто-нибудь заметит ее и позвонит нам сегодня в течение дня или завтра. Поблизости не было необитаемых мест, куда она могла бы убежать, везде находились фермы. К тому же отец заплатил за нее, а нам нужно было мясо, чтобы кормить лисиц, нам нужны были лисицы, чтобы жить. Своим поступком я подкинула работы отцу, который и так работал предостаточно. А когда отец обо всем узнает, он перестанет мне доверять, он поймет, что я не всецело на его стороне. Что я на стороне Флоры, но это не принесет никому никакой пользы, даже ей. Но как бы там ни было, я не раскаивалась. Когда Флора неслась на меня, а я открыла ей калитку, это все, что я могла сделать.
Когда я вернулась домой, мама спросила:
— Что там случилось?
Я рассказала, что Флора сломала забор и убежала.
— Бедный отец, — сказала она. — Теперь ему придется ловить ее повсюду. Ну, тогда до часу дня нет смысла начинать готовить обед.
Она достала гладильную доску. Я хотела все ей рассказать, но передумала, поднялась наверх и села на кровать.
С недавнего времени я старалась поуютнее обустроить свою часть комнаты: накрыла кровать старыми кружевными занавесками, сама починила туалетный столик, приспособив оставшиеся от юбки лоскутки кретона. Со временем я намеревалась поставить какую-нибудь ширму между кроватью Лайарда и своей, чтобы отделить свою территорию. При солнечном свете кружевные занавески казались всего-навсего пыльными тряпками. Мы больше не пели по ночам. Однажды ночью, когда я пела, Лайярд сказал:
