– Это Абдикарим убедил своих простить Зака.
Она привела Боба в свой кабинет. Он навсегда запомнил, как она потянулась к лампе и комнату залил теплый свет, а за окнами сгущались осенние сумерки. Боб не знал, в какой именно момент он понял, что дальнейшую жизнь будет строить с этой женщиной, но это вполне мог быть именно этот момент – яркий свет лампы, вместивший в себя тепло сердца Абдикарима и вообще тепло Ширли-Фоллз. Они говорили недолго и исключительно о других. Она пожелала Бобу удачно решить проблему с Джимом и встретить Зака, он пообещал ей потом обо всем рассказать. Провожать его она не стала.
– Все очень плохо, – шепотом сообщила Сьюзан, кивнув на гостиную, когда Боб вернулся. – Он ей уже три раза звонил, она не берет трубку. Зак только что написал, говорит, очень соскучился и ужасно рад, что вы приехали. Хоть что-то хорошо.
Боб прошел в гостиную и сел напротив Джима.
– Значит, так, вот что тебе надо делать. Езжай в Парк-Слоуп, садись на крыльцо и сиди там днями и ночами, пока она тебя не впустит.
– Она вызовет полицию. – Джим отсутствующим взглядом смотрел на ковер, опираясь подбородком на кулак.
– Пускай. В конце концов, это твой дом.
– Она получит охранный ордер.[14]
– Ты ведь ее не бил. Не бил ведь?
Джим поднял глаза от ковра:
– Да брось ты, Боб. Конечно, нет. И всю одежду из окна нахер не выбрасывал.
– Хорошо, – сказал Боб. – Хорошо.
* * *
С утра миссис Дринкуотер подслушивала на лестнице.
– Надо же, – шептала она беззвучно, потому что внизу говорили об удивительных вещах.
В ее понимании все трое были детьми, она буквально слышала в их голосах детский лепет, особенно в голосе Сьюзан. Неужели, лишившись супруга и собственных детей, человек сам возвращается в детство? Они обсуждали будущее Зака (мальчик собирался в колледж), кризис в семье Джима (он все испортил, и теперь только одна дочь вообще соглашается с ним разговаривать) и жизнь Сьюзан (она подумывала записаться на курсы рисования, что особенно поразило миссис Дринкуотер – кто бы мог подумать, что Сьюзан мечтает рисовать!).
На кухне со скрипом отодвинули стул, и миссис Дринкуотер уже хотела скрыться у себя, но тут пустили воду в раковине, потом выключили и снова стали говорить. Боб рассказывал Сьюзан про какую-то знакомую своего коллеги, которая росла в бедной семье, и одежду ей покупали в «Кей-марте», а потом она вышла замуж за очень богатого человека и все равно продолжила одеваться в «Кей-марте».
– Почему? – спросила Сьюзан.
– Потому что она так привыкла.
– Если бы я вышла замуж за богатого, уж я накупила бы себе нарядов, – сказала Сьюзан.
– Это ты сейчас так думаешь, – заметил Боб. – А на самом деле, может, и не стала бы.
Наступило долгое молчание, и миссис Дринкуотер совсем собралась удалиться, но услышала, как Сьюзан спросила:
– Джимми, а ты хочешь вернуться к Хелен? Просто когда ушел Стив, друзья говорили мне обычные в таких случаях вещи: да туда ему и дорога, без него тебе будет лучше и все такое. И хотя я старательно перечисляла себе его недостатки, если бы он вернулся, я бы его приняла. Я хотела, чтобы он вернулся. Так что если Хелен тебе нужна, моли о прощении.
– Да, моли о прощении, – подхватил Боб.
Миссис Дринкуотер так сильно наклонилась через перила, что чуть не упала с лестницы. Она бы крикнула: «Да-да, надо молить о прощении», но ей было неловко вмешиваться в семейные дела.
– Тебе же не нравится Хелен, – сказал Джим.
– Вот давай без этого, – оборвала его Сьюзан. – Нормальная женщина. Нечего на меня вину перекладывать. Может, ты и чувствовал себя не в своей тарелке, когда женился на белой кости с большими деньгами, но Хелен тут не виновата. – И добавила: – Кстати, я очень долго не подозревала, что я сама белая кость. Белая англо-саксонская протестантка.
Голос Боба:
– И когда же до тебя это дошло?
– В двадцать лет.
– А что тогда было?
– Я начала встречаться с евреем.
Голос Джима:
– Да ладно!
– Я не знала, что он еврей.
– Ну слава богу.
Джим, конечно, ерничал. Миссис Дринкуотер он нравился. Он ей нравился еще много лет назад, когда его каждый день показывали по телевизору.
– А как ты узнала, что он еврей? – спросил Боб.
