Отец мой увлекался написанием речей, мать пописывала стихи, и они вероятно считали, что у них есть таланты, которые расцвели бы при школьном образовании.
Поэтому они порешили, что таланты их детей получат всевозможное развитие. Я же в то время считал, что мне уже достаточно и того, что есть, и оно меня вовсе не интересовало. Оно лишь мешало моим собственным делам, моему самообразованию.
И о начальной школе у меня почти не осталось воспоминаний. Я выучился читать, грамотно писать и считать, с чтением у меня было всё в порядке. В книгах я искал идеи и роли, которые я мог бы сыграть с будущими персонажами, жизнь, которую мне предстоит прожить. Школа, наверное, была неплохая, но я не помню, чтобы чему-либо там научился, кроме "великолепного" чтения вслух у учительницы, которую я обожал, и которая любила меня. Она, бывало, открыто обнимала меня перед всем классом, чем злила остальных учеников, которые называли меня "любимчиком учительницы". Их упрёки не тревожили меня, я видел, что они завидуют мне, и говорил им об этом. Однако за её благосклонность мне пришлось поплатиться. Когда она вышла замуж, у меня возникло странное тоскливое чувство неприязни, мне не хотелось знакомиться с её мужем, а когда всё-таки пришлось, то я не стал разговаривать с ним. Тот рассмеялся, а она от счастья расцеловала меня, чем я оскорбился. Я больше не хочу видеть её. Покончив с ней, я тут же влюбился в мисс Кей, взрослую молодую женщину в очках, у которой была чудесная чистая кожа. Я не был знаком с ней, я видел её только на улице, но однажды последовал за ней, выяснил, где она живёт, и часто ходил мимо её дома, чтобы увидеть её, и задыхался от смущения, если встречал её. Это увлечение длилось годы, но оно оставалось для меня самым романтичным много позже, когда я стал "гулять" с девочкой ближе ко мне по возрасту.
На новом месте меня интересовала не школа, не комната в доме, которая стала моей собственной, а конюшня, построенная сзади дома. Отец позволил мне устроить стойло чуть меньше остальных для пони. Я надеялся и молил бога, а сестра моя Лусчитала, что, возможно, к Рождеству я получу пони. Я же заметил, что там было ещё три стойла и ни одной лошади. Я сказал ей об этом, чтобы она дала мне ответ.
Но она не смогла. Когда же по этому поводу прощупали отца, то тот сказал, что когда-нибудь у нас будут и лошади, и корова, а тем временем конюшня лишь увеличивает стоимость дома. "Когда-нибудь" очень больно воспринимается мальчиком, который живёт лишь сиюминутным ощущением и знает только его.
Сестрёнки, чтобы утешить меня, говорили, что вскоре наступит Родждество, но Рождество приходит всегда, взрослые всегда говорят о нём и спрашивают, что вам подарить, а потом дарят вам то, что имсамим хочется. Хотя все знали, чего я хочу, я снова и снова говорил им об этом. Мама знала, что каждый вечер я сообщаю об этом и богу. Мне хотелось иметь пони, и чтобы они поняли это наверняка, я заявил, что не хочу ничего другого.
- Ничего, кроме пони? - переспросил отец.
- Ничего, - ответил я.
- Даже высокие сапоги?
Как мне было тяжело. Мне хотелось иметь и сапоги, но я настаивал на пони.
- Нет, даже сапоги.
- Даже конфет? Ведь надо же чем-нибудь наполнить тебе чулок, Санта Клаус не может ведь запихать тебе пони в чулок.
Да, верно, он не мог также спустить пони вниз по дымовой трубе. Но нет.
- Я хочу только пони, - сказал я. - Если мне нельзя иметь пони, то не дарите мне ничего, ничего.
Теперь я стал сам присматривать себе такого пони, какого мне хотелось, я ходил в конюшни, где продавались лошади, спрашивал у наездников, и видел нескольких, которые подошли бы. Отец позволил мне "опробовать" их. Я перепробовал так много пони, что быстро научился сидеть на лошади. Я выбрал нескольких, но отец всегда находил у них какие-нибудь недостатки. Я просто отчаялся. Когда подходило Рождество, я уже совсем потерял надежду и в сочельник вывесил свой чулок рядом с чулками сестёр, которых, кстати, у меня было уже три. Я не упоминал о них раньше и о том, как они появлялись, ибо, как вы понимаете, они были девочки, а девочки, маленькие девочки в моей мужской жизни не значили ничего. Они тоже не обращали на меня внимания, они были так счастливы в тот сочельник, что и я тоже в какой-то мере заразился их весельем.
