Мальчик на качелях - страница 65

Представляю, чего стоили ей эти слова.

– Юрин папа долго молчал, потом погладил меня по голове и сказал: «Ни о чем не беспокойся, дочка. Пусть у тебя будет одна забота – беречь себя и моего внука». – Голос девушки задрожал, но она взяла себя в руки. – В половине шестого ко мне на работу позвонил Юра...

– Мне срочно нужно тебя видеть, – сказал он. – Выйди, я сейчас подъеду.

Они встречались на углу, у детского сада.

– Почему ты с чемоданом? – спросила Оля.

Он взял ее за плечи.

– Это правда? Правду сказал мне отец?

Она отвернулась.

– Правду...

– У нас будет ребенок! – Юрий обнял ее, прижал к себе. – Оленька...

Она вырвалась:

– Ты выпил, Юра?

– Немного... Я сейчас все объясню... Понимаешь, я развязался с этим подлецом...

– Каким подлецом?

– Ну, есть такой паучок... долго рассказывать. Только одна вещь и теперь... ты только не волнуйся, тебе нельзя... Ну, короче, у меня могут быть неприятности.

– Ты в чем-то виноват, Юра? Я же вижу...

– Я не сделал ничего дурного... почти ничего. Но так получается, что...

– Ты боишься?

– Не знаю. – Юрий отвел глаза. – Наверное... Он на все способен.

– А что в чемодане?

– Это надо выбросить...

Она отступила на шаг.

– Ты что, Оля? Ты мне не веришь, не веришь, что я честный человек?

– Почему ты не хочешь сказать, что в нем?

– Там хлам, никому не нужный хлам! Но тот человек может использовать его против меня.

Олины глаза наполнились слезами.

– Юра, может быть, тебе лучше уехать?

– Уехать? Куда?

– Ну, хотя бы к Шепетисам. Ненадолго...

– А отец?

– ...Я обещала ему навещать Ивана Матвеевича. – Верещак стояла, отвернувшись к окну. – Мы договорились, что Юра уедет на несколько дней в Ригу к знакомым, у которых мы останавливались этим летом, что он переждет там неделю, а я позвоню, если его будут искать...

– Почему вы не сообщили ему о смерти отца? – спросил я.

– Не смогла. – Оля вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Откладывала со дня на день.

Я поднялся со стула. За мной встал Логвинов.

– А теперь, с вашего разрешения, мы пригласим понятых и оформим изъятие чемодана, который оставил Юра. Он у вас дома?

Она утвердительно кивнула и показала на дверь в соседнюю комнату.

«Универсам», мимо которого мы проезжали на обратном пути, уже излучал ровный электрический свет. На крыше рядом с синей неоновой вязью красными цифрами горели электронные часы. Они показывали 19.29. Время бежало быстрее, чем нам этого хотелось.

Был час «пик». Сорок минут понадобилось нам, чтобы попасть в другой конец города. Автомашина остановилась в тупике неподалеку от железнодорожного переезда. Шофер заглушил двигатель и погасил фары. Тупик погрузился в темноту. Логвинов зажег карманный фонарик, развернул схему и показал ее мне. Напрасный труд: я никогда не был силен в топографии и мало что понял в пересечениях линий, стрелок, кружочков и крестиков.

– Вот этим путем мы попадаем в дом, – сказал Логвинов, проводя пальцем извилистую кривую.

Я не решился подсказать более короткий, а для меня и более привычный путь через двор Корякина. Возможно, в их варианте не было такого высокого забора.

Мы молча вышли из машины и двинулись вдоль тротуара. У трансформаторной будки свернули. С трудом протиснулись через узкий проход между ней и стенкой какого-то склада, крадучись прошли чей-то двор и, пригнувшись, остановились в темном закутке, где пахло плесенью и прелыми листьями.

– Сюда, – Костя нащупал сухую необструганную доску, державшуюся на одном гвозде.

Он сдвинул ее в сторону и пропустил меня вперед. Щель показалась мне узковатой, но отступать было поздно. Послышался треск рвущейся ткани, и. оставив на ржавом гвозде солидный клок своего пиджака, я перебрался по другую сторону забора.

Беседка, в которой мы оказались, была расположена в дальнем углу сада. В фиолетовых сумерках кирпичный дом проступал мрачной черной тенью. Холодным слюдяным блеском отражался в оконных стеклах лунный свет.

Логвинов оттолкнулся от дерева и коротким броском пересек освещенное пространство между домом и беседкой. За ним последовал я. Прижимаясь к прохладной кирпичной стене, мы добрались до открытого окна кухни. Я взобрался на подоконник, спрыгнул вниз, на ощупь, пока глаза привыкали к темноте, стал пробираться к ванной комнате.