– Из глупости, из-за ограниченности, – поспешил вставить он.
– Причина намного проще: то, что вы называете суетой, там, внизу, мы называем жизнью.
– Чепуха! Вы с удовольствием поменялись бы со мной местами! – воскликнул Головня.
– Иллюзия, Леонид Осипович, иллюзия. Все, что вы здесь понаговорили, не выдерживает никакой критики. Вам хочется быть сторожем? Будьте им, но не упрекайте при этом общество, которому обязаны хотя бы тем, что оно дает вам возможность исполнить свое желание.
Мои слова, кажется, задели его. Головня нахмурился и нагнулся над спиртовкой. Дождавшись, когда закипит вода, он кинул туда три ложки молотого кофе.
– Ладно, оставим это, – примирительно буркнул он. – Не будем спорить.
– Не будем, – согласился я.
– Только не думайте, что вам удалось меня переубедить.
Из турки вверх поднялась пышная коричневая пена.
– Готов. – Леонид Осипович осторожно перелил кофе в стаканы. – Пейте и расскажите заодно, зачем вам понадобился бывший взяточник Головня.
Я отхлебнул из стакана,
– У меня всего несколько вопросов. Вы знаете о смерти Вышемирского?
– Ах, вот оно что! – На его лице отразился непритворный интерес. – Да, сегодня в газете прочел некролог. Хотел завтра на похороны сходить, да передумал.
– Почему?
– Особой любви к покойнику я не испытывал.
– Это почему же?
– Мог помочь, а не помог... Возможности у него были большие. Ходатайства там всякие, порука, общественный защитник. Мало ли... Его слово многого стоило. Да что вспоминать... Зла я на него не держу...
– Леонид Осипович, я побывал на кафедре. Там многие говорят о некоммуникабельности профессора, о его нелюдимости.
– Как вам сказать? Мне не приходилось быть с ним в неофициальной обстановке, вне работы, но вряд ли он был очень общительным человеком. Чего-то ему и вправду не хватало, мягкости, что ли. Или обаяния. Не знаю. Черствый он был, сухой.
– А ваши с ним отношения?
– Сугубо служебные. Это не значит, что плохие. Несколько раз мне приходилось обращаться к нему за помощью. И он помогал, где советом, где нужные материалы подбрасывал – у него богатая библиотека. А в общем, конечно, сухарь. Одержимый работой сухарь. Сознательно он это делал или само собой получилось, но между ним и остальными преподавателями существовала какая-то дистанция, граница, через которую никто не переходил. Особенно теплых отношений, насколько я знаю, он ни с кем не поддерживал.
– С сыном его не приходилось сталкиваться?
– Нет.
Допив свой кофе, Леонид Осипович спрятал стакан в ящик.
– Вы знаете, какую роль сыграл в вашем деле Сергей Сергеевич Черпаков?
– Конечно. Он написал на нас с Калашниковым в прокуратуру. Выступал свидетелем на суде.
– Излишне спрашивать, какие чувства вы к нему испытываете... – начал я, но он не дал мне досказать.
– Ни злобы, ни обиды. Я не испытываю к нему никаких чувств. Поступок его одобряю, но питать к нему особую нежность, согласитесь, с моей стороны было бы смешно.
– Вы с ним встречались после освобождения?
– Нет. И не хотел бы. Слышал краем уха, что он пишет диссертацию.
– А с Вышемирским?
– Тоже нет, – ответил Головня и добавил: – Люди у меня здесь не бывают, вниз я только по острой необходимости спускаюсь.
Мне не хотелось поощрять его к новым откровениям, и я поспешил задать следующий вопрос:
– Мне говорили о некой Клавдии Степановне. Вы не знаете, в каких отношениях состоял с ней Вышемирский?
– Слушайте их больше, сплетня это.
– Но вы помните эту женщину?
– Очень слабо. Собственно, она в то время только поступила на работу в институт. Помню, что одевалась строго, со вкусом, держалась независимо... Нет, больше ничего сказать не могу. И вообще: Вышемирский и женщины – понятия несовместимые. Все на кафедре знали, что он очень любил свою жену, а после ее смерти ничто, кроме работы, его не интересовало.
– Так ли?
Близко посаженные глаза Леонида Осиповича заблестели от любопытства.
– А что, есть другие данные? – Приняв мое молчание за положительный ответ, он воскликнул: – Ну и ну! Поистине: и на солнце есть пятна! Неужто...
– Других данных пока нет, – охладил я его пыл.
– А-а! – разочарованно протянул Головня. – Я-то думал! Если данных нет сейчас, то, я полагаю, их и не будет... Или вы думаете иначе?
