Пару секунд мне потребовалось на то, чтобы это осознать, а потом вихрем слететь с кровати и в одной ночной сорочке броситься искать его.
В доме стояла странная, непривычная тишина. Ни тиканья часов, ни звука, ни шороха… Это было настолько противоестественно и пугающе, что я поежилась, на цыпочках спус-каясь по лестнице. Где-то вдалеке завыли волки. Молодая луна звала их, мучая неясной тревогой и тоской, и они справлялись с ней, как умели, выплескивая накопившиеся чувст-ва в стремительном беге через ночной лес и грустной Волчьей песне, которую я могла слушать часами. Мы оба могли слушать волчий вой ночами напролет.
Неожиданно тишина нарушилась странным звуком, больше всего похожим на… плач?
Тихий, почти беззвучный, но настолько щемящий душу и рвущий сердце, что мне стало страшно. Я чувствовала, что он здесь, дома, что он хочет побыть один…
Как чувствовала и то, что именно сейчас нужна ему как никогда в жизни.
Но я и представить не могла, что ему настолько плохо.
Он был в библиотеке. Сидел в глубоком старином кресео, забравшись в него с ногами, и, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом, плакал. Я осторожно подошла и села на ручку кресла. Потом, так же не говоря ни слова, обняла его и, прижав к себе, поцелова-ла в затылок. Он вздрогнул, поднял на меня измученные глаза и тихо спросил:
– Почему ты не спишь?
– Я почувствовала твой зов. Тебе плохо, я знаю. И не говори, будто бы я должна идти и отдыхать дальше, а ты подойдешь немного позже. Я тебя в таком состоянии не оставлю,-ответила я, еще нежнее обнимая его,казавшегося сейчас таким беззащитным и одиноким.
– Ты всегда меня чувствуешь, – вздохнул он, прижимаясь ко мне.-Это так приятно…
Ко-гда кто-то знает, что на самом деле творится у тебя в душе. Но только если этот кто-то не желает тебе зла.
– Что с тобой? Я знаю, что тебе больно, но… Почему? Что с тобой случилось?-тихо спросила я.-Расскажи… Может быть, тебе станет легче. А я тебя пожалею, назову бедным зайкой и согрею теплого молока с медом. А потом расскажу сказку, подоткну одеяло, по-целую на ночь и скажу, что все будет хорошо. Хочешь?
– Было бы просто чудесно,-наконец улыбнулся он.-Но… Ты и впрямь хочешь слушать это?
– Да.
– Тогда слушай…
***
– Я слишком привык постоянно сдерживаться, и поэтому иногда у меня случаются сры-вы.
Вот как сейчас. Но этого, к сожалению, не избежать.
Просто… Знаешь, иногда я думаю – а что я вообще хорошего в своей жизни видел?
И когда мне было плохо и больно, хоть кто-то поддержал меня, сказал, что все будет хоро-шо, и это просто временные трудности? Нет. Кроме тебя, никто и никогда такого не делал. Но… и ты не всегда была такой.
Когда на меня неожиданно свалилось бремя власти, я долго не мог прийти в себя, и па-ру раз был на волоске от смерти. У того, кто занимает такое положение, неожиданно по-является множество врагов. И порой ты и сам не знаешь, кто тебе друг, а кто враг. И лю-бая откровенность может стать смертельной. Поэтому…
Приходится молчать. Скрывать лицо под маской холодности и независимости, делать вид, что ты и не живое существо вовсе, а какая-то мраморная статуя, которую ничто не может удивитть, напугать, оби-деть… У которой вообще нет чувств.
Мне пришлось научиться быть сильным, выживать… Хотя порой мне ужасно хотелось умереть, и не терпеть больше этих мучений. Но я должен был продолжать жить, хотя бы ради тебя, зная, что однажды мы встретимся вновь, и я,может быть, наконец сумею за-воевать твою любовь Но тогда мне больше не на что было рассчитывать, и это было моей единственной целью и единственнм утешением. Увидеть тебя живой… говорить с то-бой… Видеть, как ты растешь, и из беспечного ребенка становишься взрослой женщиной. Помогать тебе, как никто не помог в свое время мне, потому что я не хотел, чтобы ты прошла через такой же ад, как и я.
Но иногда все-таки были моменты, когда я срывался. Пару раз я сам хотел уйти, оста-вить все, умереть… Я искал покоя и забвения, как будто бы на том свете они есть… Их нет. Их там никогда и не было. Но я привык думать, что смерть – это избавление от боли жизни. Я жил так почти четыреста лет. И я все-таки дождался того момента, когда ты поя-вилась на свет. А потом, через двенадцать лет, мы встретились вновь. Сейчас тебе шест-надцать, и ты за последний год прошла через тот самый ад, от которого я так хотел тебя уберечь. Ты пережила во сто крат больше, чем может вынести за это время обычный че-ловек… Но ты не человек, как и я. И ты все-таки осталась жить. Ты никогда не позволяла себе терять надежду. И… Ты выбрала меня, как я и мечтал. Но… до этого, за те три года, мы оба натерпелись предостаточно.
