Теперь же, утром, в животе у нее по-прежнему порхали бабочки. Только бабочки и остались. Вчерашний вечер казался нереальным, будто сновидение. Хестер не знала, нравится ли ей это ощущение, или же она его боится. Нужны ли ей такие перемены? Сейчас она вполне довольна — и карьерой, и личной жизнью. Зачем рисковать? Дело не только в том, что она слишком стара для столь юных эмоций. Она ведь полностью довольна своей жизнью. Стоит ли переворачивать все с ног на голову? Рисковать, что тебя обидят, поставят в неловкое положение? Напрашиваться на неприятности, имя которым — легион?
Жизнь и так хороша, разве нет?
Она взяла телефон и увидела сообщение от Орена.
Не слишком рано для эсэмэски? Не хочу, чтобы ты подумала, что я места себе не нахожу.
И Хестер снова поплыла. Целиком и полностью.
Она набрала ответ: «Вот приставучий».
На экране появились три точки: Орен что-то печатал. Затем точки исчезли. Хестер ждала. Ответа не было. На нее нахлынула паника.
Я пошутила! Нет, не слишком рано!
Нет ответа.
Вот именно, зачем ей это надо? Чувствовать, что сердце ушло в пятки, а в горле стоит комок? Думать, не сморозила ли она что-то не то, а вдруг для него это лишь игра, и вообще это всего лишь одно свидание и всего лишь один поцелуй (нет, Поцелуй), так что уймись уже, чтоб тебя.
Зазвонил телефон. Она надеялась, что это Орен, но на экране был другой номер, тоже знакомый. Приняв звонок, Хестер поднесла телефон к уху:
— Уайлд?
— Мне нужна ваша помощь.
Подняв телефон вверх, Уайлд вышел к экокапсуле. Гэвин Чеймберс нахмурился:
— Что вы затеяли?
— У меня видеозвонок, — ответил Уайлд.
— С кем?
— Не «с кем», а «кому», — донесся из телефона женский голос. — Правильно говорить «видеозвонок кому». Дательный падеж, мой милый. — Уайлд подходил все ближе. Гэвин покосился на экран. — Привет, Гэвин. Меня зовут Хестер Краймштейн. Мы как-то встречались на званом ужине у Генри Киссинджера. — Гэвин Чеймберс взглянул на Уайлда — так, словно хотел спросить: «Да вы что?» — Котичек, не делайте такое лицо, — сказала Хестер. — Я все записываю. Понятно?
Гэвин закрыл глаза и тяжело вздохнул:
— Что, правда?
— Нет, кривда. Хочу, чтоб вы знали: если с Уайлдом что-то случится…
— Ничего с ним не случится.
— Вот и славно, милый. Значит, у нас не будет никаких проблем.
— В этом нет необходимости.
— Ой, не спорю, но вы привели к дому моего клиента десяток вооруженных людей, а потом угрожали ему порчей имущества. Считайте, что у меня паранойя, но как его адвокат — и, кстати, скажи-ка на камеру, Уайлд, я твой адвокат, верно?
— Верно, — подтвердил Уайлд.
— Итак, как его адвокат я считаю нужным все записать. Вы, полковник Чеймберс, подошли к жилищу моего клиента в сопровождении вооруженных людей…
— Это земли общего пользования.
— Полковник Чеймберс, вы действительно хотите тягаться со мной в обсуждении юридических тонкостей?
— Нет, не хочу. — Гэвин снова вздохнул.
— Потому что это запросто. Я никуда не спешу. А ты, Уайлд, спешишь?
— Сегодня я совершенно свободен, — ответил Уайлд.
— Ладно, прошу прощения, — сказал Гэвин. — Не будем спорить о юридических тонкостях. Давайте дальше.
— Итак, о чем это я? — продолжила Хестер. — Ага, точно: вы подошли к жилищу моего клиента в сопровождении вооруженных людей. Грозились вломиться в вышеупомянутое жилище и даже разрушить его. Не закатывайте глаза. Лично я устроила бы так, чтобы вас арестовали, но мой клиент все равно желает с вами поговорить — вопреки моим ценнейшим советам. Похоже, он вам доверяет. По-моему, совершенно зря. Я, однако, уважаю его решение, но хочу прояснить нашу позицию по данному вопросу: если Уайлду будет нанесен любой вред…
— Этого не случится.
— Тише, сперва дослушайте. Если ему будет нанесен любой вред, если его будут удерживать против его воли, если я позвоню ему и не дозвонюсь, если вы сделаете хоть что-нибудь, противоречащее его желаниям, я навсегда войду в вашу жизнь, полковник Чеймберс. Как опоясывающий лишай. Как геморрой. Только хуже. Я понятно выражаюсь?
— Понятнее некуда.
— Уайлд?
— Благодарю, Хестер. Можно отключаться?
— Как хочешь, — сказала она.
— Ага, спасибо.
