— Несладко пришлось?
— Нет, мне понравилось. В лесу. Сама себе хозяйка. Ну, вы понимаете, да?
— Да.
— Ну конечно, вы лучше всех понимаете, — сказала она. — Это была передышка, уход от реальности. Но мой папа… Видите ли, до него не доходит, что к чему. Кто я такая. То есть он не понимает, что я лузерша…
— Никакая ты не лузерша.
Наоми посмотрела на него так, что Уайлд понял: слова его прозвучали снисходительно, и это задело Наоми. Он поднял руки, словно хотел сказать: «Прошу прощения».
— В любом случае он не виноват. Во всем этом. Но и дома хорошего мало. Понимаете, о чем я?
— Пожалуй.
— В общем, меня не было два дня, он начал писать мне эсэмэски. Собирался пойти в полицию — ну да, это часть игры. И еще… я волновалась, что он начнет сильно пить. А это лишнее. Короче, я вернулась домой, хоть и знала, что сорока восьми часов недостаточно. И рассказала папе про челлендж.
Звук шагов стал громче. Уайлд не обернулся. Беспокоиться не о чем.
— И папа решил тебе помочь?
— Да, он сразу все понял. Тоже считает меня никчемной. — Наоми подняла руку. — Только ничего не говорите.
— Хорошо.
— Просто хотелось подстроиться. Ну, вы понимаете. Произвести на них впечатление.
— На них — это на кого? На Краха Мейнарда?
— На Краха, Кайла, Саттон. На всех.
Уайлду захотелось произнести короткую речь. Объяснить, что не стоит подстраиваться, пытаться впечатлить хулиганов. Это неверный ход. Нужно оставаться собой, держаться своих принципов, давать сдачи. Но он понимал, что Наоми уже не раз слышала такие менторские речи. Она знала все особенности своего положения гораздо лучше, чем Уайлд. Это была ее жизнь, не его. Она надеялась, что этот челлендж добавит ей веса в глазах одноклассников. Может, была права. Как знать. Может, Крах и его шайка действительно будут под впечатлением, когда она вернется. Может, ее жизнь изменится.
Кто он такой, чтобы говорить, что ее затея не сработает?
— Папа предложил мне спрятаться в подвале. А он сделает вид, что волнуется.
— Но потом пришли копы. По-настоящему.
— Верно.
— Такого мы не предусмотрели. И он не может рассказать правду. Представьте, что будет, если все узнают о нашем поступке. В школе меня просто раздавят. Поэтому он весь на нервах.
Дверь подвала отворилась.
— Наоми? — позвал сверху Бернард Пайн.
— Пап, все в порядке.
— Милая, с кем ты говоришь?
— С другом. — Наоми по-доброму улыбнулась.
Уайлд кивнул. Хотел спросить, не может ли он чем-то помочь, но уже знал ответ на свой вопрос. Он направился к лестнице. Увидев его, Бернард Пайн удивленно раскрыл глаза:
— А вы кто?..
— Уже ухожу, — перебил его Уайлд.
— Как вы?..
— Все в порядке, пап, — сказала Наоми.
Уайлд поднялся по ступеням. Оказавшись возле Бернарда Пайна, протянул ему руку. Пайн пожал ее. Уайлд дал ему свою визитку. Без имени, только номер телефона.
— Если понадобится помощь.
— Что, если вас заметят полицейские? — Пайн глянул в сторону окна.
Уайлд покачал головой и направился к задней двери. Теперь в руке у него была маска.
— Не заметят.
Минутой позже Уайлд вернулся в лес.
Шагая к дому Лейлы, он позвонил Хестер:
— С Наоми все в порядке.
Уайлд рассказал, что было. Когда он закончил, Хестер крикнула в трубку:
— Ты что, издеваешься?
— Новости-то хорошие, — сказал Уайлд. — Она в безопасности.
— Ага, конечно, она в безопасности, фу-ты ну-ты! Если до тебя вдруг не дошло, повторяю: я только что сообщила на всю страну, что пропала девочка. И теперь ты говоришь, что она сидит у себя в подвале. Я буду выглядеть как дура.
— Ох, — сказал Уайлд.
— Ох?
— Что тут скажешь? У меня только «ох».
— А у меня только репутация. Ну и красивая внешность.
— Хестер, все будет нормально.
— Угу, знаю. — Она вздохнула. — Ты идешь к Лейле?
— Да.
— Значит, и Мэтью все расскажешь?
— Кое-что расскажу.
— А потом к Лейле под бочок?
Он не стал отвечать.
— Прости, — сказала она.
— Добрых снов, Хестер.
— И тебе, Уайлд.
На следующий день Наоми вернулась в школу. Надеялась, что ее не станут расспрашивать. Но вопросов было множество. Вскоре ее история рассыпалась. Все узнали правду: Наоми сжульничала в челлендже.
Раньше школьная жизнь Наоми была сущим адом. Теперь же, в свете последних событий, адское пламя разгорелось в десять раз жарче.
