В его жизни были женщины, множество женщин, но надолго они не задерживались.
— Вы за этим приехали? — спросил Уайлд. — Поговорить про Лейлу?
— И за этим тоже.
— А еще зачем?
— Еще по поводу твоего крестника.
— Что с ним? — Уайлд обратился в слух.
— Мэтью попросил, чтобы я помогла найти его подругу.
— Что за подругу?
— Ее зовут Наоми Пайн.
— Почему он попросил именно вас?
— Не знаю. Не исключено, что у Мэтью неприятности.
Уайлд направился к машине:
— Вас по-прежнему возит Тим?
— Да.
— Я собирался в ту сторону, к дому. Подвезете, а по пути расскажете, что к чему.
Устроившись на заднем сиденье, Хестер повернулась к Уайлду:
— Значит, у вас все по-быстрому происходит?
— Лейла не такая. Сами знаете.
Хестер и правда это знала.
— То есть остаешься на ночь?
— Нет. Никогда.
Значит, подумала она, Уайлд и впрямь не изменился.
— И Лейлу это устраивает?
— Как вы узнали? — ответил Уайлд вопросом на вопрос.
— Про тебя и Лейлу?
— Да.
— В доме слишком чисто. — (Уайлд молчал.) — Ты же помешан на чистоте, — продолжила она. Это было вежливое преуменьшение. Официальных диагнозов Хестер не знала, но с дилетантской точки зрения Уайлд страдал от обсессивно-компульсивного расстройства. А Лейла — наоборот.
— Вон оно что.
— И еще я нашла длинный каштановый волос на Дэвидовой подушке.
— Это не Дэвидова подушка.
— Знаю.
— Залезли в спальню?
— Залезла. И зря.
— Это точно.
— Ну, извини. Просто все как-то странно. Ну, сам понимаешь.
— Понимаю, — кивнул Уайлд.
— Я желаю Лейле только добра. И тебе тоже.
Она собралась было сказать, что Дэвид бы их благословил, но не смогла. Уайлд, наверное, понял, что ей не по себе, и сменил тему:
— Рассказывайте, что не так с Мэтью.
Хестер ввела его в курс дела Наоми Пайн. Уайлд смотрел на нее пронзительно-голубыми глазами с золотым отливом. Выслушал все, почти не шелохнувшись. Его когда-то называли (может, до сих пор называют) Тарзаном. Прозвище идеально ему подходило, словно Уайлд был актер, вошедший в роль. Телосложение, смуглая кожа, длинные волосы.
Когда Хестер договорила, Уайлд спросил:
— Лейла в курсе?
Хестер помотала головой:
— Мэтью просил ей не рассказывать.
— Но мне вы рассказали.
— Насчет тебя разговора не было.
— Ловко вы извернулись. — Уайлд чуть было не улыбнулся.
— Профессиональная деформация. Чем хуже, тем лучше. — (Уайлд отвел глаза.) — Что?
— Они не разлей вода, — сказал он. — Лейла и Мэтью. Почему он ничего ей не рассказал?
— Вот и я об этом думаю.
Оба замолчали.
В восемнадцать лет Уайлд поступил в Уэст-Пойнт. Закончил со всеми отличиями. Краймштейны — Хестер, Айра и трое парней — потратили три четверти часа, чтобы доехать до Военной академии сухопутных войск, поприсутствовать на выпуске Уайлда. Потом он служил за границей в каких-то спецвойсках — Хестер никак не могла запомнить, как они называются. Что-то секретное. Даже сейчас, много лет спустя, Уайлд не мог (или не хотел) разговаривать на эту тему. Государственная тайна. Но тут как в кино про войну: чего бы Уайлд ни насмотрелся, что бы ни творил, пережил или потерял, все это завело его дальше, чем хотелось бы. Или воскресило призраков прошлого. Как знать?
После службы, вернувшись в Уэствилл, Уайлд бросил попытки ассимилироваться в «нормальном» обществе. Поработал частным сыщиком в охранной фирме «КРУ» (на пару со своей сводной сестрой Ролой), но карьеры не сделал. Уволившись, Уайлд купил жилье (что-то вроде трейлера, но совсем уж скромного) и поселился подальше от людей, у подножия горной гряды. Ушел в минимализм. Передвинул домик, но так, чтобы в случае чего можно было докричаться с дороги — или до нее. Хестер понять не могла, как Уайлд узнаёт, что к нему пожаловали гости. Технологические тонкости были вне ее разумения. Знала лишь, что у него кругом понатыканы датчики движения, сенсоры и камеры ночного видения.
— Так зачем вы мне все это рассказали? — спросил Уайлд.
— Я же не могу быть здесь все время, — объяснила она. — У меня суды в городе. Телепередачи, обязательства, всякое такое.
— Понял.
— Скажи: если пропал человек, к кому обратиться за помощью, если не к тебе?
— И то правда.
— Ну и твой волос на подушке.
