Когда Ян подбежал к арке, перекинутой между двумя низкими домами, ему показалось, что в одном из окон вызывающе вырисовывается человеческий силуэт. Ян вздрогнул, и в этот момент его нога наткнулась на что-то. Не удержавшись, он по инерции пролетел вперед и упал на брусчатку, сильно ударившись лбом и едва не потеряв сознание. Ругая себя и все на свете, Ян поднялся, подобрал свой драгоценный ящичек и оглянулся на предмет, о который споткнулся. Сначала он ничего не увидел; на улице уже было темно. Потом он различил ногу, торчащую из штанины из мягкой кожи.
Ян отодвинулся, поднимая взгляд от ноги к пояснице, от торса к лицу. От ужасного зрелища он отпрянул так резко, что чуть снова не упал.
Это было страшное лицо, испугавшееся своей смерти. Мука отражалась в искаженных чертах, но самыми ужасными были глаза. Глаза скелета. Пустота. Выколотые глаза со сгустками спекшейся крови так пристально уставились на Яна, что он почувствовал, как они проникают в душу.
Горло было разрезано от уха до уха. Труп прислонили спиной к стене, и его можно было принять за упившегося пьяницу; руки беспомощно свисали вдоль тела. Казалось, что это один из тюков, потерявшихся в тумане на набережной Слейса. К этой мрачной картине добавлялась одна деталь: рот мертвого мужчины был забит зеленоватым порошком, в котором Ян узнал веронскую глину.
Оцепенев, он не мог отвести глаз от этого зрелища, оно словно загипнотизировало его, повергло в состояние какого-то патологического гипноза. Ян впервые увидел мертвеца. Раньше он думал, что это нечто развлекающее, но мертвый человек наполнил его самыми худшими опасениями. То ли от гула колокола на колокольне, то ли от шарканья сабо, звуки которых приближались со стороны улицы Слепого осла, то ли от проливного дождя, в который превратился моросящий дождик, но Ян вдруг очнулся, нашел силы выпрямиться и помчался со всех ног подальше от мертвеца с выколотыми глазами.
Никогда он так быстро не пробегал расстояние, отделявшее его от улицы Нёв-Сен-Жилль. Оказавшись перед дверью, Ян что есть силы забарабанил в нее кулаками. После бесконечного ожидания дверь открылась. На пороге, уперев руки в бока, в подвязанном фартучке стояла Маргарет. Она смотрела на него со смесью удивления и укора. Ян не дал ей времени вымолвить ни слова, проскользнул мимо, пробежал через вестибюль и, задыхаясь, ворвался в мастерскую. Там он нашел Ван Эйка и Петруса Кристуса.
— Меестер Ван Эйк! Я видел его… мертвеца… с выколотыми глазами! Он…
Недоуменные складки появились на лбу художника.
— Что ты плетешь? Обычно от тебя никогда не слышишь оправданий. Ты хоть знаешь, который час?
— Клянусь, это правда! Я видел его, действительно видел!
Ван Эйк и Петрус настороженно посмотрели друг на друга. Художник взял из рук мальчика ящичек:
— Для начала спрячем это сокровище. А теперь отдышись и внятно объясни, в чем дело.
Ян возбужденно начал детально описывать свое приключение, стараясь ничего не упустить. Когда он закончил, выражение лица художника изменилось. Из несколько беззаботного оно стало серьезным.
— Решительно… он подходит все ближе… Антверпен, Турне, сегодня уже Брюгге.
Сообразив, что в мастерской стемнело, мэтр попросил:
— Петрус, да зажги же наконец свечи. Ничего не видно.
Молодой человек поспешил зажечь несколько свечей, стоявших в подсвечниках из желтой меди, и заметил:
— И на этот раз — человек из наших… собрат…
Ван Эйк возразил:
— Погоди, дружище! Даже если это и произошло, то ни о чем еще не говорит.
Его голос звучал спокойно, но чувствовалось, что мэтр очень напряжен. Он продолжил:
— Кто может толкнуть кого-то на убийство художников? Если только речь идет о художнике. Зачем?
Петрус, похоже, колебался:
— А… если ответ есть у вас?
— Какая ерунда!
— Мы говорили об этом вчера вечером. Две первые жертвы были вам знакомы. Возможна ли какая-либо связь между ними и вами?
— Разумеется, такая связь существует, и она называется живописью. Вот и все.
Петрус открыл рот, собираясь возразить, но Ван Эйк тут же продолжил:
— Впрочем, если в сознании убийцы установились другие связи, я могу из этого вывести только одно: следующая цель — я.
