Мимо шел морячок под руку с девушкой. Девушка семенила в обтягивающей юбке. Морячок держал над ней зонтик и, склонившись, говорил ей что-то на ухо, и она громко, заливисто смеялась, откидывая голову назад. Смех показался Льву Семеновичу фальшивым.
Шлюха, подумал он…
Ему захотелось подойти и ударить девушку, чтобы она перестала смеяться, и он поплотнее засунул руки в карманы.
– Пойдем, Лева, – Герега коротко потер ручки, – пойдем. Поскорее. А потом – работать.
– Куда пойдем? – Лев Семенович даже попытался чуть притормозить.
– Вон, видишь? – Герега кивнул круглой береткой в сторону порта, где сиял на приколе огнями белый теплоход. Другие огни плясали под ним в темной воде – праздник, отдых, дальнее путешествие в страны, где нет Гереги. Льву Семеновичу даже показалось, что оттуда, с теплохода, мокрый ветер донес нежную танцевальную музыку.
– Зачем в порт? – робко спросил он.
– А затем, мой дорогой, что на морвокзале есть такой бар, на третьем этаже, а в баре такой бармен Рома, он делает потрясающие совершенно шейки, ну, коктейли, с яичным желтком, никто больше таких не делает. Так что мы с тобой посидим, кофе возьмем, по коктейлю выпьем….
Обошлось. Бар – это еще туда-сюда. Но, на всякий случай, он выразил робкое недовольство.
– Но ведь… диссертация…
– Там и обсудим. Пойдем-пойдем!
И потащил Льва Семеновича за рукав к сверкающему, прозрачному зданию морвокзала. Но, когда тот уже направился было к эскалатору, округло хохотнув, вновь потянул его за руку.
– Погоди, Левушка! Еще буквально полчаса… И – в бар!
Белый теплоход у причала сиял круглыми иллюминаторами и палубными витринами так близко, что уже не только музыка слышалась, но и скрип канатов, тершихся о чугунные причальные бухты.
– Зачем мы здесь? – с тоской произнес Лев Семенович. Нет, не обошлось…
– Надо, – значительно ответил Герега. – Левушка, у тебя удостоверение с собой?
– Какое?
– Служебное, разумеется! Давай, давай, давай его сюда! – Он подпрыгивал от нетерпения, но тут же стал очень значительным, как-то выше ростом и квадратнее, и, неторопливо взяв Льва Семеновича под руку, подошел к трапу, величественно кивнув вахтенному.
– Вы куда? – Вахтенный попробовал преградить им дорогу.
– Санитарная инспекция, – веско сказал Герега, держа руку Льва Семеновича с развернутым удостоверением, – позови, дружок, кого-нибудь из командного состава… Нету? На берегу? Непорядок, непорядок… тогда сам проводи… Не можешь пост оставить, да? Ну, ничего, мы сами.
И он величественно проследовал внутрь.
Лев Семенович поплелся за ним.
* * *
– Мама, ты спишь?
Старуха приоткрыла один глаз и посмотрела на Елену Сергеевну. Черный рот был приоткрыт. Поэтому она сначала закрыла его, потом вновь открыла:
– Нет.
– Как ты себя чувствуешь?
– На горшок хочу, – сказала мама.
Елена Сергеевна наклонилась и выдвинула из-под кровати судно, положила его под бок старухи.
– Приподнимись, мама… ну давай же, не ленись.
Не вини себя, подумала Петрищенко, это же естественно, то есть животные всегда огрызаются на больных и слабых, это природный инстинкт, я не должна себя за это упрекать, в диких племенах стариков вообще бросают или просто съедают… Но я, как мыслящий человек, контролирую себя.
Старухе на мгновение удалось выгнуться тощими бедрами, и Петрищенко ловко подставила судно под ягодицы. Почему мама? Почему не папа? С ним бы она не так раздражалась. Но женщины живучие. Папа ее любил, свою девочку, а вот мама стеснялась. Тогда в этой кафешке, в Ялте… До сих пор ведь помню. Сколько мне тогда было? Пять? Шесть? Красивый ребенок – подтверждение полноценности женщины. Есть чем похвастаться перед подругами. Как она кричала тогда, боже мой, как она на меня кричала… Елена Сергеевна почувствовала, как рот ее сам собой сжался в тонкую ниточку.
– Я покакала, – сказала мама игривым голосом маленькой девочки.
– Очень хорошо, – устало отозвалась Елена Сергеевна и достала из пакета свежую марлевую пеленку. – Приподнимись на минутку. Сейчас я тебя поверну на бок.
– А где китаец? – забеспокоилась мама. – Ушел китаец?
– Какой китаец?
– Твой муж новый. При нем неловко…
