Макей объявил:
— Именем Белорусской Советской Социалистической Республики…
В разрушенном колхозном сарае уже повесили четырёх фашистов, приехавших сюда, как говорили они сами, >ччуть ли не из‑под Берлина. Теперь вся деревня была на ногах. Партизан бурно приветствовали. Всякий стремился поведать им своё горе, рассказать обо всём, что претерпел он от иноземцев, от бургомистра Никона.
От амбара хлеб везли на санях, несли на собственном горбу. Фашисты не оставили народу ни пылинки, ни зёрнышка. Стихийно возник митинг. К бывшему зданию сельсовета пришли, кажется, все — от мала довелика. Здесь были, главным образом, старики, женщины и дети. Мужчины ушли в Красную Армию, а те, что остались, скрываются. К Макею подошли человек пять молодых ребят, стали проситься, чтобы он принял их в. отряд.
— Возьмём! Добывайте оружие и приходите.
Среди этих юношей был и комсомолец Толя Тетёр–кин.
— А у меня, товарищ командир, есть винтовка–полуавтоматка. Мне можно?
В синих глазах парня — мольба. Макей улыбнулся ему:
— Идём! Чего там, раз есть, говоришь, винтовка, значит, можно.
— Есть! — радостно закричал парень и со всех ног бросился куда‑то.
Между тем, митинг уже начался. Говорил Сырцов. Но вот он закашлялся, скрючился, и Макей, шагнув вперёд, сменил оратора.
— Мы — народные мстители. Мы мстим за муки и слёзы нашего народа. Все, кто может носить оружие, идите к нам. С нами наш родной Сталин!
— Спасибо вам, хлопцы! — раздались голоса.
— Товарищу Сталину скажите про наши муки. От фашистских катов сгинем, ежели ч>то! Спасайте!
Здесь впервые выступил Иван Свиягин. Он сразу же стяжал себе славу оратора. Среднего роста, сухощавый, с моложавым лицом, хотя ему было уже 34 года, и с большими зализами на высоком лбу, он с жаром говорил о народной мести врагу. Его неистовство потрясло всех присутствующих.
— Ну–ну! Вот так журналист! Чёрт! Настоящий чёрт! — шепнул Макей Сырцову, который стоял бледный, с горящими глазами и туго сжатыми сухими губами. Макей опять подумал, что комиссара надо лечить. Повернувшись к Миценко, он спросил его, достал ли тот черники.
— Целый мешочек, товарищ командир!
Прыщеватое юношеское лицо Миценко сияло. Он был доволен тем, что сумел выполнить задание Макея.
Под крики «ура» и громкие аплодисменты, Свиягин, чуть прихрамывая на раненую ногу, сошёл с трибуны.
Теперь у каждого партизана настоящая винтовка, а Макей и Сырцов имеют автоматы, кое‑кто за поясом — «лимонки», Федя Демченко рассматривает свою трехлинейку и улыбается.
Вечером отряд выходил из Бацевичей, нагруженный военными трофеями. В это время сами крестьяне, помогая партизанам, подожгли волостную управу и амбар, более чем наполовину освобожденный от хлеба. Сделали это для того, чтобы потом можно было говорить немцам, что амбар сожгли партизаны. В мутное зимнее небо взвился огненный хвост бушующего пламени.
— Вот и новогодний фейерверк! — закричал Коля Захаров. Не зная как проявить свою радость, он подбежал к саням, на которые были погружены военные трофеи и продукты питания, ухватился руками за каретку и сделал стойку.
— Смотри! — вскричал Ропатинский. — Коля на руках стоит!
Все, не нарушая строевого порядка, повернули головы туда, где вверх ногами стоял Коля Захаров, Хохот покатился по колонне. Но смеялись не над тем, что выделывал циркач, а от того счастья, которое сопутствовало партизанам в этом первом боевом походе.
— Смотри, смотри, что выделывает! А все‑таки здорово мы им дали! Ха–ха–ха!
— Да, всыпали по первое число! Хо–хо–хо!
Смеялись и Макей, и комиссар Сырцов. Комиссар ясно понимал, что не удайся эта операция, у ребят опустились бы руки, дух неверия овладел бы сердцами маловерных. Но теперь он всюду видел сияющие улыбки, слышал весёлый говор.
— А Данька‑то Ломовцев! Видал? Как секирой по башке этого… Ну, как он, чёрт, у них называется?
— Бургомистр, — подсказал Свиягин.
— Во–во! Никона. Как секанёт!
— А Миценко! Вот камень!
— Наш Макей человек сурьёзный, — послышался голос Михаила Бабина, не скрывавшего своего восхищения железной волей командира.
— А комиссар?! — вопрошал Свирид, разглаживая русые усы. — Хитёр! Как он обвёл вокруг пальца этого бсрова! А?
