Серов отвечал в том смысле, что, может, не придется в Средиземье плавать – может, явятся они в Эс-Сувейру, разгромят басурман, выручат своих, а Караману наденут пеньковый галстук и вздернут высоко и быстро. Но умудренный жизнью ван Мандер проворчал что-то на голландском и перевел: будь желания лошадьми, нищие ездили бы верхом. А после добавил, что мельницы Господни мелют медленно. Правда, зато верно.
В девятом часу, когда пала на океан темнота, Серов сдал вахту Сэмсону Теггу и отправился к себе. Их с Шейлой каюта была в кормовой надстройке и выходила окнами на балкон, тянувшийся вдоль всей кормы. Этажом ниже жили офицеры, и там, в кают-компании, сверкали бронзой два орудия, а еще был стол, за которым питался командный состав; при нужде на нем расстилали карты и делали расчеты, необходимые для верной навигации. Серов, однако, вниз не спустился, а зажег побольше свечей, нашел среди трофейных испанских карт искусно раскрашенные портуланы с чертежами северо-западной Африки и разложил их на койке. Береговая черта показалась ему искаженной, но океан и море были на месте, а также острова, от Канар до Мальты и Сицилии. На одной из карт, видимо, старинной, испанский картограф нарисовал в морях дельфинов и каравеллы с наполненными ветром парусами, в Атласских горах – разбойников в тюрбанах и с кривыми саблями, а в пустыне Сахаре – львов и драконов, бедуинов на верблюдах, страусов, змей и всякие иные чудеса. На побережье были помечены порты: Эс-Сувейра, Сафи, Касабланка, Рабат, Танжер, Сеута, Алжир, Тунис и кое-что еще. Были и материковые города, с названиями, которые помнились Серову, хотя и смутно: Фес, Марракеш, Мекнес.[27] Порты и города изображали башенки, размер которых, вероятно, определялся мощью укреплений и силой того или иного правителя, султана, бея или аги. Башня Эс-Сувейры показалась Серову не очень впечатляющей.
За дверью кто-то поскребся, и он, оторвавшись от карт, крикнул:
– Кого там черт несет?
Показалась темнокожая физиономия Рика Бразильца. Одной рукой он придерживал дверь, в другой покачивал на ладони поднос с тарелкой, кружкой и кувшином. Выпучив глаза, Рик осведомился: желает ли капитана отужинать. «Надо кушать, надо, – бормотал на своем убогом английском, – не то хозяйка, мисси Шейла, вернувшись, рассердится на Рика, скажет: не давал капитана сухарь и мясо, не поил вином, и, значит, палка по тебе скучает, Рик, палка и линьки».
Серов велел ему оставить поднос, позвать де Пернеля, Деласкеса и мавра Абдаллу, а заодно принести бутылку рома и еще три кружки.
Он доедал свой ужин (копченая говядина, размоченный в воде сухарь и сухофрукты с испанского судна), когда в дверь опять постучали.
– Можно войти, – сказал Серов.
Трое вызванных им переступили высокий порог и, повинуясь жесту капитана, уселись на табуретах. Рик расставил кружки, наполнил их ромом и тихо удалился. В каюте, разгоняя темноту, горели полдюжины свечей, пахло воском, спиртным и просоленным морскими бризами деревом. Окно на балкон было распахнуто, сквозь него струился прохладный воздух, но пламя свечей не колебалось – ветер по-прежнему спал, не желая гнать корабль к магрибским берегам.
Серов осмотрел новых членов своей команды. Предплечье Деласкеса было обмотано тряпицей, на шее, под ухом, тянулся алый рубец, глаза запали – видать, в ночном сражении мальтиец принял не один удар и бился честно. Абдалла, он же Алехандро Сьерра, выглядел не таким утомленным и, кажется, не был ранен; на его бородатом суровом лице застыла маска терпеливого ожидания. Вероятно, этот человек испытал многие превратности судьбы и относился к ним с философским спокойствием; может быть, его поддерживала вера в Господа или в предопределение. Третий из новобранцев, командор Робер де Пернель, сменивший лохмотья на штаны и потертый колет из боцманских запасов, пребывал в глубокой задумчивости – очевидно, еще не утряс свои разногласия с совестью. Мог ли мальтийский рыцарь без потери чести служить на корсарском корабле? Была ли в этом некая проблема? Если была, Серов не представлял какая, так как о Мальтийском ордене помнилось ему немногое – собственно, лишь то, что императора Павла избрали великим магистром. То есть еще не избрали, но изберут, и случится это в конце восемнадцатого века…
