– Говори, очень интересно! – засмеялась она. – Какой она была, эта Даша Рябинина?
– Очень милой, тихой девочкой, кстати, внешне очень похожей на тебя. Невысокого роста, тоненькая, с рыжеватыми такими, пушистыми волосами… И глаза у нее, кажется, тоже были твоими – зеленовато-серыми, очень светлыми. Отчего иногда светлые глаза кажутся такими яркими, такими пронзительными? Пожалуй, подобные глаза производят не менее сильное впечатление, чем какие-нибудь «очи черные»! Так вот, мы с Дашей почти не разговаривали – едва ли перебросились парой фраз по каким-то школьным надобностям, но точно знали, что нравимся друг другу. Перед новогодним балом она вдруг подошла ко мне и спросила очень серьезно: «Бережной, ты будешь со мной танцевать? Если нет, то скажи сразу». Я как дурак: «А зачем?» – «А затем, Бережной, что если ты со мной не будешь танцевать, я на этот бал просто не приду», – все так же серьезно, тихим голосом ответила она.
– А ты?
– Я сказал: «Рябинина, я тебя приглашаю сразу на все танцы. Только ты знай – если ты еще с кем-то будешь танцевать, кроме меня, то я с этого бала сразу же уйду». Не знаю, почему я ей так сказал – вероятно, это юношеская потребность все время ёрничать, играть словами, дурачиться… Или из серии «каков вопрос – таков ответ», – Арсений снова встал, налил себе шампанского.
– Ну дальше, дальше! – нетерпеливо воскликнула Маруся. – Вы танцевали?
– Да, – Арсений сделал несколько жадных глотков – точно воду пил. – Мы оба явились на бал, впрочем, как и все остальные – расфуфыренные, смешные и дико трогательные. И танцевали… Всю первую часть вечера, до перерыва. Знаешь, потом, задним числом, вспомнил: Бобр сидел у стены, положив ногу на ногу, и с таким ленивым, немного сонным видом озирался вокруг, точно сам не понимал, зачем пришел сюда. В перерыве меня позвали – что-то там передвинуть, и Даша ушла вместе с другими девчонками. Выпить воды в буфете, напудрить щеки в туалете, еще что-то там такое… А потом случилось это.
Маруся, затаив дыхание, внимательно слушала Арсения.
– На ней было платье – пышное такое, с кринолином, нижними юбками, верхним чехлом из кружев… После перерыва Даша вдруг вбежала в зал – бледная, испуганная, онемевшая. Подол ее платья горел, и огонь быстро шел вверх, съедая кружево, она крутилась на месте, точно танцуя… Это было страшное зрелище. Мы все обмерли. Оцепенели! И только физрук, следивший за порядком в зале, моментально сориентировался, одним движением сорвал тяжелую гардину с окна и накинул ее на Дашу, повалив на пол. Все произошло за считанные секунды!
– Даша сильно пострадала?
– Нет, не очень. Ей повезло, что физрук оказался таким молодцом, а еще то, что платье было многослойным. У нее немного руки обгорели и подбородок – совсем чуть-чуть. Ее увезли в больницу. Я ездил к ней каждый день, но она… она была уже не той, что раньше. Слишком сильно испугалась. Ее все спрашивали, и я в том числе, что же такое произошло тогда, но она все молчала, отнекивалась. Я из нее буквально клещами слова тянул! И выяснил – это сделал Бобр. Бобр поджег ей платье!
– Зачем?..
– Затем, что в перерыве он остановил ее и потребовал, чтобы во второй части она танцевала с ним, а Даша отказалась. И я знаю, почему она отказалась, – она все время помнила мои слова, мое дурацкое обещание: «Если ты будешь танцевать с кем-то, кроме меня, я с этого бала уйду». Она не хотела, чтобы я уходил!
– Бедная… Но ты вовсе не виноват!
– Не знаю. Пусть бог судит. Но дело в другом. Бобр, он… Я думаю, Даша Рябинина ему очень нравилась. И он тоже хотел танцевать с ней – поэтому и пришел на этот бал.
– Зачем он поджег ей платье? От ревности?
– Конечно, так проще все объяснить – от ревности несчастный Бобр чуть не сжег заживо бедную девочку! – мрачно воскликнул Арсений. – Но что за уродливая, больная любовь, если она толкает человека на столь дикие поступки! И потом, этот Бобр ничуть не раскаялся – он не извинился перед Дашей, он ни разу не заглянул к ней в больницу, он не пытался хоть как-то объяснить свой поступок. Ходил со своим всегдашним сонным, невозмутимым видом – глаза такие сонные, ясные, пустые-пустые! Возможно даже, он и не любил ее вовсе, а только хотел любить, но у него ничего не получалось. Вдруг позавидовал нам с Дашей, на том балу, я ведь так думаю, мы выглядели счастливыми, очень счастливыми. Он подошел к ней в перерыве в школьном коридоре, выгадав момент, когда рядом никого не было, и потребовал, чтобы Даша танцевала и с ним. Она отказалась – вероятно, слишком поспешно, даже со страхом. Она ведь боялась потерять меня! И тогда Бобр бросил зажженную спичку ей на подол. Синтетическое кружево вспыхнуло мгновенно…
