В столовой было так холодно, что она решила в следующий раз накинуть перед обедом шаль.
«Наверное, за опущенными шторами в окнах не хватает стекол!» – подумала она.
И сама столовая была очень большой, в ней свободно разместилось бы человек сорок.
Герцог ничего не ответил, однако вышел следом за ней с бутылкой шампанского и двумя бокалами.
Правда в кабинете Сефайна от шампанского отказалась, сославшись на то, что ее и так уже клонит ко сну.
– Надеюсь, спать вам будет удобно, – сказал герцог. – Хотя бы матрасы здесь отличные. Из лучшего гусиного пуха и очень мягкие.
С этими словами он сел и продолжал после паузы:
– Я считаю, Сефайна, что сегодня вы вели себя, как я уже упомянул в своем тосте, с большим достоинством и проявили редкую выдержку.
– Благодарю вас, – ответила Сефайна. – Но, по-моему, это относится и к вам.
– Пока я переодевался, – сказал герцог, – мне пришла мысль, что наилучший выход для нас – вести себя как можно естественнее.
– Совершенно верно, – согласилась Сефайна. – И хотя сейчас это выглядит невозможным, вдруг все окажется лучше, чем мы опасаемся.
– Вы, бесспорно, оптимистичны, – заметил герцог.
Решив, что он посмеивается над ней, Сефайна встала.
– Пожалуй, я пойду спать.
– Прекрасно, – ответил герцог и, допив шампанское, поставил перед камином экран и погасил свечи на каминной полке.
Шторы были подняты, и в густых сумерках над вершинами деревьев уже замерцали первые звезды.
Сефайна поняла, что герцог намерен отправиться к себе вместе с ней, и подождала его у двери.
В коридоре было темно. На столике в холле стояли два подсвечника. Свеча в одном горела, герцог зажег вторую и начал подниматься по лестнице рядом с Сефайной. Когда они вошли в широкий коридор на втором этаже, Сефайна впервые заметила, что под портретами предков герцога стоят чудесные инкрустированные бюро, а сами портреты, несомненно, написаны лучшими художниками тех эпох.
Портреты следовало бы почистить, с бюро стереть густую пыль, но это не помешало Сефайне восхититься мастерством и изяществом, с которыми они были выполнены.
Герцог остановился у дверей ее спальни.
– Надеюсь, вы найдете все, что вам может понадобиться, – сказал он прежде, чем она успела пожелать ему спокойной ночи. – Я скоро приду. Наши комнаты соединены внутренней дверью. Возможно, вы ее не заметили.
Не дожидаясь ее ответа, он прошел немного дальше и скрылся в своей спальне.
Сефайна с изумлением смотрела ему вслед. Не ослышалась ли она? Но нет, он ясно сказал, что «скоро придет».
Войдя к себе, она поставила свечу на столик и взглянула на дверь, которую и правда прежде не заметила. Она находилась в углу возле окна и могла вести только в соседнюю комнату.
– Неужели… он… хочет…
Другого объяснения не было, и Сефайна, словно защищаясь, закрыла лицо руками.
Конечно, герцог сказал, что им лучше вести себя естественно, однако ей и в голову не пришло… Разве это естественно, что он будет вести себя с ней как муж, если влюблен в другую?
Сефайна была настолько невинна, что понятия не имела о физической стороне любви. Она знала лишь, что у мужчины и женщины, если они спят вместе, бывают дети, но то, что происходит между ними, должно быть, слишком интимно. Это могло быть чудесным, если бы они любили друг друга, как ее мать любила ее отца.
Но как можно допустить, чтобы мужчина, которого она впервые увидела лишь в это утро, пришел к ней в комнату? Он будет спать в ее кровати, будет прикасаться к ней, а, может быть, даже поцелует ее!
При мысли об этом Сефайна содрогнулась от отвращения.
Вновь на нее нахлынул тот же ужас, какой она испытала в часовне, когда герцог показался ей таким страшным, когда она почувствовала, что он ненавидит ее.
– Он и сейчас меня ненавидит, – сказала она вслух, – но старается держаться с достоинством, вести себя естественно, а потому хочет стать моим настоящим мужем!
В тот же миг она поняла, что при таких обстоятельствах она не сможет быть матерью его ребенка. Вдруг он родится безобразным и увечным, каким ей показался герцог?
– Это будет грех… грех перед Господом, если… он захочет иметь от меня ребенка, когда любит другую.
