Пожар в доме не вызвал бы у меня большого интереса: но затем я прочел целый ряд сходных сообщений. Через три месяца случились пожары еще в десяти домах. «Недавно Скотленд-Ярд принял меры, направленные на то, чтобы получить все подробности о пожарах в домах, дабы сопоставить обстоятельства и раскрыть вероятную причину возгораний».
Второго апреля 1926 года было уничтожено пожаром расположенное неподалеку от Леоминстера поместье Эшли-мур.
Кто-то или что-то поджигало дома. Каким образом это происходило, оставалось загадкой. Началась паника, ведь, судя по всему, эти дома охранялись лучше, чем обычные: но несмотря на столь серьезные меры защиты, как правило, находились необычные способы проникновения. Ни в одном отчете не сообщалось о каком-либо свидетельстве того, каким образом поджигатель проник в дом. Ни о каких кражах также не сообщалось. В течение нескольких месяцев то и дело возникали пожары в разных домах. Судя по всему, детективы Скотленд-Ярда едва успевали их регистрировать.
Шестого ноября лондонские газеты сообщили о тринадцатом за приблизительно десять месяцев случае пожара в доме.
В Англии пылали дома и делались пылкие заявления.
Порой я являюсь собирателем сведений, и только таковым, и, вероятно, выгляжу пошлым и скаредным, собирая стопки заметок и получая удовольствие от чисто количественного увеличения моих историй. А иногда бывает и так, что я радуюсь, когда неожиданно для себя натыкаюсь на какую-нибудь отвратительную историю, которая, может быть, вовсе и не выдумка, и тому, что этот жуткий эпизод, может быть, сведет с ума читателя моих более или менее благопристойных работ. Но всегда присутствует необъяснимое ощущение взаимосвязи событий, которые я отмечаю, и именно это смутное, навязчивое, зачастую высокомерное понимание или подозрение заставляет меня накапливать, накапливать, накапливать…
Или, испытывая ощущение наличия взаимосвязи у, казалось бы, самых несвязанных между собой происшествий, которые тем не менее можно объединить общей темой, я похож на первобытного земледельца, убежденного, что зебру и корову можно впрячь в одну упряжку и заставить тянуть плуг…
А разве нет ничего общего у зебр и коров?
У страусов и гиен?
Развивая далее эту грандиозную идефикс, земледелец ищет в джунглях тварей, совершенно непригодных для того, чтобы тащить его плуг, и прежняя дикая какофония стука копыт и шлепанья лап становится ритмичной поступью. И вот животные уже идут к нему, выстроившись попарно…
Или взять Джона Даути, который становится вровень с тремя мертвецами из Гарлемского парка, притянутыми к моей теме, за которым следуют сорок пять школьниц из Дерби и горничная торговца рыбой, с губками и турецкими полотенцами в руках, а за нею объятые пламенем кровати, весьма вероятно как-то с нею связанные, но таким образом, что ни один стандартно мыслящий человек не может этого объяснить…
Или пожары домов в Англии в 1926 году.
А менее всего я усматриваю взаимосвязь между следующими двумя эпизодами:
В лондонском Гайд-парке какой-то оратор кричит: «Мы не хотим никакого короля и никаких законов! Мы этого добьемся не избирательными бюллетенями, а штыками и пулями!»
А в Глостершире дом, построенный в эпоху Елизаветы, по непонятным причинам охватывает пламя.
«Доброе утро! — сказал пес и исчез в прозрачном зеленоватом тумане».
Я сделал эту запись на основании сообщений из авторитетных газетных источников.
Об этом нельзя говорить (значит, об этом будет сказано), но я питаю удивительное доверие к газетным байкам.
Однако вполне очевидно, что в этой книге я все преподношу как беллетристику. Точнее говоря, таким образом, словно это беллетристика. Но эта книга и есть беллетристика в том смысле, в котором ею являются «Посмертные записки Пиквикского клуба», «Приключения Шерлока Холмса», «Хижина дяди Тома», «Начала» Ньютона, «Происхождение видов» Дарвина, Книга Бытия, «Путешествия Гулливера», а также математические теоремы и вся история Соединенных Штатов и других стран. Библиотечный миф, который раздражает меня более всего, — классификация книг по принципу «художественная» литература и «нехудожественная».
