— Бедный Бахром, — всхлипывала она, — не могу понять, что с ним случилось.
Дронго осмотрелся. На краю веранды лежала бутылка воды, очевидно, выпавшая из рук умершего. Он подошел к бутылке и, не трогая ее, наклонился вниз. Бутылка была с характерной этикеткой «Ессентуки номер семнадцать», из нее доносился резкий запах синильной кислоты. Дронго повернулся к Пурлиеву:
— Чья эта бутылка?
— Понятия не имею, — пожал тот плечами.
— Это бутылка Бахрома, — сказала, тяжело вздохнув, Полина Яковлевна, — у него были проблемы с кишечником, и он пил минеральную воду. С утра оставлял ее открытой, чтобы газ вышел. Говорил, что не должен пить сильно газированную воду. Он зашел на кухню, спросил про мясо, которое должен был привезти вечером, и вышел на веранду. Бутылка была у него в руке. Сделал несколько глотков, потом вдруг закачался и начал медленно оседать на пол, но бутылку не выпустил из рук. Только когда свалился, она выпала из его руки и покатилась в сторону. А потом я закричала.
Дронго еще раз посмотрел на бутылку и спросил:
— Где он хранил свои вещи?
— У него есть домик на краю участка, — ответил вместо кухарки Пурлиев, показывая в сторону гаражей, — я разрешил ему здесь оставаться. Он следил за участком, чистил, убирал и жил у нас. И вообще был близким человеком нашей семьи, — немного подумав, добавил хозяин дома.
На кухне появилась Делером. Она вышла на веранду, секунд пять смотрела на умершего, не произнося ни слова, затем перевела взгляд на мужа и сказала:
— Сделай так, чтобы об этом не узнала наша девочка, если уж не можешь оградить нас от подобных ужасов. Ей необязательно все это видеть и знать, что именно у нас творится. — Резко повернувшись, Делером пошла обратно в дом.
Дронго снова наклонился к телу погибшего.
— Это был яд, его отравили. В бутылке еще остались капли жидкости. Нужно срочно вызвать полицию. Вместе со следователем. Пусть отправят на экспертизу бутылку и тело погибшего.
— Я же говорил, что они не оставят нас в покое, — хрипло произнес Пурлиев, глядя на умершего.
— И поэтому они отравили вашего садовника? — поморщился Дронго. — Хватит, Пурлиев. Вы прекрасно знаете, что здесь нечто иное. Кому и зачем нужно было убивать вашего садовника? Он даже не туркмен, а таджик, который жил здесь только благодаря вашему разрешению, иначе бы просто оказался на улице. Зачем убивать такого несчастного человека?
— Он был очень хорошим человеком, — громко подтвердила Полина Яковлевна, — и мастер на все руки. Наверное, это грузинская минеральная вода. В газетах писали, что она плохого качества. Вот он и отравился.
— В газетах писали про грузинское вино и «Боржоми», — напомнил Дронго, — и это был скорее метод воздействия на непокорную Грузию, чем реальное положение вещей. Могу вас заверить, уважаемая Полина Яковлевна, что у грузин прекрасное вино с многовековыми традициями.
— Вы, наверное, грузин? — спросила догадливая кухарка.
— Нет, просто я люблю грузинское вино. И еще истину, которую иногда препарируют слишком грубым образом. А самое печальное, что «Ессентуки» — это российская вода с Северного Кавказа, которая никакого отношения к Грузии не имеет.
Полина Яковлевна нахмурилась, но не решилась больше спорить. Дронго снова обратился к хозяину дома:
— Срочно звоните в полицию. Пусть выезжают. Это не просто бытовое отравление, в бутылке был сильнодействующий яд. Его намеренно отравили.
Пурлиев кивнул, доставая свой телефон.
— Слишком много совпадений, — тихо произнес Вейдеманис, приблизившись к эксперту.
— Я тоже об этом подумал, — согласился Дронго. — Но при чем тут садовник? Кому мешал этот несчастный таджик?
— И странная реакция хозяев, — добавил Эдгар.
— Более чем странная, — кивнул Дронго. — Они оба знают, зачем мы сюда приехали, понимают, что могут являться объектом наблюдения агентов их бывшей страны, и прекрасно осознают, насколько это опасно. Возможно, их садовника так показательно убрали для устрашения хозяев. Что бы ты делал в такой момент прежде всего?
— Бросился бы звонить своей дочери, чтобы узнать, где она находится и как себя чувствует, — признался Вейдеманис.
