Прийми, Пресвята Богородице, молитвы матерей, о чадах своих слезы проливающих, жен, о мужех своих страдающих, чад, сирых и убогих, заблудшими оставленных, и всех нас, к иконе Твоей припадающих. И да прийдет сей вопль наш, молитвами Твоими, ко престолу Всевышнего.
Покрый и соблюди нас от лукавого ловления и всех козней вражиих, в страшный же час исхода нашего помоги пройти непреткновенно воздушная мытарства, молитвами Твоими избави нас вечнаго осуждения, да покрыет нас милость Божия в нескончаемая веки веков. Аминь.
А теперь заговор:
Корова черная, корова белая,
корова бурая и рябая,
мать-кормилица дорогая.
Дал тебе Господь белое молоко,
а не красное вино.
Как тебе вино с вымени не давать,
так рабу (имя) с этого часа вино не
попивать. Аминь.
От винопития (очень хороший заговор)
Сыплют на пеший перекресток наотмашь золу, взятую из печи в понедельник, и читают три раза:
Как эта зола не даст ростки, а ростки лепестки, из лепестков плод,
так раб (имя) вина не возьмет в рот:
ни в воскресенье, ни в субботу,
ни в пятницу, ни в четверг,
ни в среду, ни во вторник,
и ни в понедельник. Аминь.
Как эта зола ключом не забьет,
соловьем не запоет,
так и раб (имя) вина зелена не запьет. Аминь.
Как эта зола не опоросится,
не ощенится,
так и раб (имя)
навсегда с вином простится.
Не будет пить:
ни в воскресенье, ни в субботу,
ни в пятницу, ни в четверг,
ни в среду, ни во вторник,
ни в понедельник,
ни по будням,
ни по праздникам Святым.
Во имя Отца и Сына Святого Духа.
Аминь.
Снятие запоя вдовьим кольцом
Берут обручальное кольцо вдовы, которая схоронила мужа не более месяца назад. Опускают в воду и наговаривают.
Эту воду дают пьющему. Делают это три дня кряду, месяц должен идти на убыль.
Слава Отцу и сыну и Святому Духу. Аминь.
Как вдова по мужу
слезы горькие льет
и как гроб мужу встать не дает,
так и раб (имя) чтоб вина не пил,
браги не выпивал,
хмельное в руки не брал:
ни утром при заре,
ни ночью при звезде,
ни при красном солнышке.
Будьте же мои слова лепки и цепки
и как металл крепки.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Аминь.
И ныне и присно и во веки веков. Аминь. Аминь. Аминь.
Есть письма, от которых надолго теряется настроение. Охватывает тревога за людей, которые живут и ходят по одной земле. Невыносимо читать письма матерей, которые отдали любимого ребенка в армию здоровым, а он вернулся в отчий дом в полной невменяемости, шизофреником.
Из письма: «20 июня 1997 года мы отправили сыночка Алешеньку в Российскую армию. Разве надо говорить, как мать любит своего ребенка? Все в нем мило и дорого: как ходит, как спит и как молчит. Нет дороже ничего на земле наших детей. Это могут знать и понимать только матери. Все, что связано с их рождением и воспитанием, никогда не забыть: вот он ножками пошел, вот лепетать начал. На руках носили, за руку водили, в школу провожали. Никто нас не спросит: тяжело ли, есть ли еда, одежда, чтоб детей вырастить? Подходит час, и вот уже над нашим ребенком есть кому распоряжаться, и он себе не хозяин, и мать его не защитит.
Сын из армии писал, но писал как-то скупо. После прочтения каждого его письма оставалась какая-то тревога, словно он что-то хочет и боится сказать. 12 апреля я получила письмо от врача психоневрологического отделения Хабаровского госпиталя. Я заказала переговоры с госпиталем, и мне сказали, что у моего сына психическое заболевание, он будет комиссован и его привезут через две недели в нашу областную больницу.
Так они несколько недель обещали мне, что скоро отправят. 8 июня я вылетела из Свердловска в Хабаровск. Конечно, невозможно и очень трудно описать, каким стал мой сын. При росте 182 см он внешне был похож на скелет. Но, Боже мой, что сделали с его душой! В госпитале под действием успокоительных он ответил на все мои вопросы о службе. Первое, что он испытал на себе, так это голод, второе: постоянное унижение со стороны сержантов. Били за все и жестоко. Неправильно надел сапоги – бьют, не так перезарядил автомат – бьют, не выполнил молниеносно задание – бьют, как убивают. Однажды, когда он, совершенно не наевшись, осмелился выпить два стакана киселя, сержант бил его головой о стену. От постоянного голода ребята чувствуют заторможенность, а любое промедление – избиение. Один раз он подошел к повару и, превозмогая стыд, сказал, что сильно хочет есть, но тот его послал. Наши дети не только теряют чувство собственного достоинства от рабского битья, голода и запущенности, их превращают в моральных уродов, а мы не можем помочь своим мальчикам. Пока я была в госпитале, то насмотрелась, какими они туда поступают: потерян вес на 15 и более килограммов, они грязные и больные, они беззащитны и в большой беде.
