Ваше веселье окончено. Вот и актеры,
Как я предсказывал — призраки, дым и обман, —
В воздухе тонком прозрачные руки простерли
И растворились, пропали, как утром — туман.
Словно бы ткань потянули за нитку основы —
Башни с вершинами в небе смещаются вбок,
Храмы с молитвами вздрогнули, как от озноба,
В мареве гаснут. И солнце не включат нам снова,
И разметался Земли разноцветный клубок.
Нет и следов карнавала. Что странно — нет сора.
Небо свернулось. Исчезли слова режиссера.
Саесса испустила душераздирающий вопль, который был подхвачен другими голосами. Пейзаж заколыхался, пошел рябью и волнами. Краски выцвели, формы сдвинулись и заструились, подернувшись пеленой тумана. Потом туман рассеялся, оставив только излучающую тепло дымку.
Но и она постепенно растаяла.
Топор вывалился у Мэта из онемевших пальцев. Он обнаружил, что находится на дне неглубокого кратера, по краю которого теснилась, дрожа и неуверенно поглядывая вниз, толпа юношей и девушек. Юношей было гораздо больше. У их ног лежало несколько неподвижных тел — зловеще неподвижных. Вокруг кратера стелилось опустошенное пространство, а посредине, рыдая, согнутая горем, на коленях стояла Саесса в плаще, наброшенном поверх грубой домотканой рубахи.
Внезапно выпрямившись, она выхватила из-под плаща нож и, высоко занеся его, направила себе в сердце.
Мэт рванулся вперед и успел перехватить ее за запястье. Подскочивший сэр Ги завел ей руки за спину, и нож упал на землю. Саесса забилась с воплем и обмякла в его руках, причитая:
— Дайте мне умереть! Я проклята, мне нет спасения. Слишком велики мои грехи, такие не отпускаются. Дайте мне умереть!
— Нет, твоя роль еще не доиграна, — строго сказала Алисанда. — И грехи искупать придется.
Она дернула Мэта за пояс, которым была подпоясана его хламида. Мэт сконфуженно отшатнулся.
— О, избавь меня от своего ханжества, — возмутилась Алисанда. — Надо связать ей руки.
Пока сэр Ги держал Саессу, Мэт и принцесса связали ее по рукам и ногам поясом и оторванной от подола ее же рубахи полосой грубой ткани. Потом сэр Ги осторожно опустил пленницу на землю.
Алисанда обратила взгляд к толпе, стоящей на краю кратера. Мэт спросил:
— Откуда они взялись?
— Это ее жертвы, соблазненные всеми мыслимыми я немыслимыми блаженствами, — жестко сказала принцесса. — Ходят целые истории о тех мерзостях, которые она с ними вытворяла, а когда, изнуренные, они больше не могли доставлять ей наслаждение, распутница превращала их в каменные статуи — памятники тому, что считала своей женской силой.
— Выходит, я их всех оживил. Почти всех, — задумчиво сказал Мэт. — Но снять столько злых чар одним-единственным стишком — что-то слишком хорошо.
— Вы просто сняли главное заклятие — с нее, — объяснил сэр Ги.
— Заклятие? С нее?
— Молва говорит, — вмешалась Алисанда, глядя на рыдающую Саессу, — что она была простой крестьянкой, правда, необыкновенной красоты.
Сэр Ги подхватил:
— К тому же у нее было доброе сердце, она никогда не отказывала мужчинам. Она отдавалась всем, пока не отдала свое «я».
— То есть беспорядочные связи разрушили ее личность, это вы имеете в виду? — уточнил Мэт. — А что, если ее личность состояла именно в том, чтобы отдавать себя?
— Да, о такой личности только и мечтают похотливые самцы! — с вызовом бросила Алисанда. — Она старалась угодить им — и потеряла себя. Ее блуд сделал ее легкой добычей для сил Зла, и один старый любострастный колдун заклял ее и, собственной услады ради, превратил в ту распутную ведьму, которую ты и встретил. Вскоре после того колдун умер на костре, а у нее осталась власть над мужчинами и власть налагать чары на тех, кто теряет голову.
— Значит, это все держалось на том заклятии старого колдуна? И ее великолепный дворец, и слуги — все мираж?
Сэр Ги кивнул.
— А привратники?
— Корни мандрагоры, — отвечала Алисанда с нотками презрения в голосе. — Как же ты не узнал их — ты, маг?
— В жизни не видал корня мандрагоры, — честно признался Мэт. — Так что же, теперь она больше не ведьма, а снова обычная девушка?
— Да. — Алисанда смерила его проницательным взглядом. — Но берегись, маг. Врожденная сила — при ней, и ее хватит, чтобы разрушить самого стойкого из мужей.
