На этот раз Нифантий Иванович выбрал смесь необыкновенно легкую, по крепости годящуюся разве что для начинающих. Но зато ее аромат. Смешно даже помыслить о том, что солидная табачная фирма добавляет хоть какие-то ароматизаторы в свою продукцию, весь секрет в безупречной формуле и точнейшей дозировке при составлении. Но тогда откуда же у табаков, взращенных под синими небесами южных широт трех чужих континентов этот яблочный привкус подмосковной ночи?
По кабинету потекла лента синего дыма. Запахи, как известно, лучше всего будят в нас мечты и воспоминания. Да. Воспоминания.
Яблоневые сады Подмосковья, лужи на не мощеных Царицынских улочках — мир его детства. Как странно бывает теперь проезжать Царицыно в служебной «Волге», когда спешишь куда-нибудь по делам: быстро растущий район столицы, новостройки. А тогда Москва была невелика, обрывалась у Застав. Семилетний Нифаня и мечтать не мог добраться до нее пешком, а машины были редкостью. В местной школе Нифаню дразнили за смешное имя и еще — завидуя необыкновенным способностям паренька. Букварь он освоил за пару дней, считал лучше всех в классе. Однажды пара великовозрастных балбесов попыталась отлупить вундеркинда в укромном уголке за школьной котельной. Тогда-то и обнаружилось еще одно свойство натуры Нифантия Кострова: умение держать удар, способность всегда постоять за себя и других.
В сорок первом году тринадцатилетнему Нифане впервые показалось, что это качество может найти себе более серьезное применение, чем участие в уличных драках. Дважды мальчишка сбегал на фронт бить фашистов: из родного Царицына, потом — из сибирского села Красное, где с матерью и сестрой оказался в эвакуации. Оба раза его возвращали, наказывали. Он сбежал бы снова, но война закончилась, семья вернулась домой. Вскоре прошелестел «Амурскими волнами» выпускной бал, пора было подумать о будущей жизни.
Обладатель красного диплома, Костров легко поступил в Московский физико-технический институт, стал активнейшим членом комсомольской организации своего ВУЗа. И когда на последних курсах выяснилось, что его охотно порекомендуют для дальнейшего обучения на минских Курсах ЧК — не колебался ни секунды. Конечно, он поступит туда.
Теперь уже не вспомнить, но, кажется, именно тогда Нифантий впервые стал чувствовать на себе эти настороженные и даже осуждающие взгляды других людей. Пусть. Ему, подростком увидевшему войну, не нужно было доказывать простой истины: государство, его родное государство нуждается в защите, его стране необходимы люди, способные держать любой удар. Он — из таких людей. И потому теперь его место здесь, в этом кабинете, на посту Начальника Отдела по организации защиты государственных секретов в стране по ядерной тематике.
Он женат, у него два взрослых сына. Жена — Людмила Ивановна Кострова — врач-терапевт, работает рядом, в поликлинике КГБ, в Варсонофьевском переулке. Иногда после работы домой они возвращаются вместе, на служебной машине Нифантия Ивановича.
Но за всю их долгую совместную жизнь Людочка ни разу не упрекнула мужа в том, что это случается крайне редко, когда дневная работа полковника Кострова бывает закончена к 18.00. Крайне редко…
Выдохнув последнее облачко ароматного дыма, Костров аккуратно выскреб белоснежный пепел из трубки «ершиком» и взглянул на часы.
19.17. На все размышления у него ушли четыре минуты. Большинство сотрудников в этот час уже ехали по домам, кое-кто — на встречи с агентами. Но руководители отделений и отделов по негласному правилу оставались на рабочих местах до момента, когда здание покидал начальник Управления.
А заместитель начальника Управления ждет у себя сегодня полковника Кострова ровно через три минуты. И Людочке, похоже, снова придется добираться домой одной. Такая у ее мужа работа.
Нифантий Иванович поднялся из кресла. Хорошо, замначальника не догадывается, что по запаху табака можно определить: полковник Костров только что позволил себе несколько минут отдыха и воспоминаний. А впрочем, даже если догадывается. Всего несколько минут. Бывает с каждым. А теперь — за дело.