— Дай взглянуть на тебя, красавица… — пробормотал Лжедимитрий.
Ксения не поднимала головы.
Один из бояр-приспешников, хмельной, взял ее за подбородок и повернул лицо царевны к самозванцу.
— А? Какова девка, хе-хе? — пробурчал он.
Яркая краска залила щеки царевны.
— Не смей! Не смей! Холоп! — крикнула она не своим голосом, потом повернулась к самозванцу: — Убей лучше!.. Зачем мучишь?..
Лжецарь побледнел. Хмель как будто разом соскочил с него.
Боярин залился пьяным смехом.
— Хе-хе! Осерчала! Дай я тебя приласкаю!
И он снова поднес грязную ладонь к ее лицу.
В глазах самозванца сверкнул гнев.
— Прочь, раб подлый! — с силою оттолкнув пьяного нахала, крикнул он, потом поднялся и низко поклонился Ксении.
— Прости, царевна! — тихо сказал он и тотчас же отдал приказ: — Увести!
После с угрюмым лицом опустился он на свое место. Он окинул взглядом пиршество. Пьяные, красные лица панов, бледные дрожащие женщины… Хохот и слезы… Остатки разлитого вина на скатерти… Шум, гам…
Точно судорога прошла по его лицу.
— Отправить по домам женщин! — прозвенел его голос.
— Э! Царь! Что так скоро? Мы… — начал какой-то пан.
— Молчать! — прокатился грозный окрик Лжецаря. — Пир кончен!
И он поднялся из-за стола при общем безмолвии.
Смеркается.
Бледная и задумчивая девушка одна в низкой душной палате. Кто бы узнал в ней царевну Ксению! Но она все же прекрасна, как и в счастливые дни, пожалуй, даже еще прекраснее, чем тогда. Горе согнало с ее щек яркий румянец, но бледность делает красоту ее возвышеннее, большие глаза, обведенные синеватым кольцом, кажутся от этого еще больше, а слезы сообщают взгляду неотразимую прелесть.
Душа Ксении полна горем, почти отчаянием.
— Господи! Смерти, только смерти прошу я у тебя! — шепчут ее побледневшие губы.
Но, чу! Кто идет? Шум шагов все близится. Может быть, идущие несут ей смерть? Хоть бы так!
И несчастная царевна почти радостно крестится.
Широко распахнулись двери. Два немецких рейтара стали по бокам в проходе и замерли, держа перед собою алебарды.
Тихие шаги, звон алебард во время отдания чести, и входит… — царевна не верит глазам — входит он, новый царь.
Двери бесшумно затворились за ним.
Царевна не встала, не шевельнулась, только смотрит на него полуиспуганно, полуизумленно.
— Царевна, прости… я виноват перед тобою, — тихо проговорил Лжецарь, низко кланяясь.
В его голосе слышатся мягкие нотки. Странно действует на Ксению этот мягкий, ласковый голос. Она столько видела за последнее время унижений, оскорблений, столько выстрадала… И ни одного, ни одного сочувственного слова! Удивительно ли, что голос самозванца заставил сильнее забиться ее сердце? Она плачет. Но это уже не прежние слезы отчаяния, это — облегчающие слезы.
Он сел рядом с нею на скамью, взял ее руку. Ксения хочет отдернуть руку — ведь это он, убийца ее матери, брата, похититель престола — и не может, у ней сил не хватает. «Ласки, ласки! — дрожит в ее сердце какой-то неведомый голос. — Хоть от кого, хоть от зверя!»
Снова ласкающий, берущий за сердце голос:
— Ты плачешь, царевна? Ты страдаешь? Я — виновник? Да? Клянешь меня? Прости! Я не так виновен. Можно все исправить.
«Верни мне мать, брата, злодей!» — хочет крикнуть Ксения и не кричит, а шепчет:
— Бог тебе судья!
— Царевна! Твой отец, подобно мне, поднялся из ничтожества на высоту и был хорошим царем. Отец твой многое сделал — я превзойду его! Царевна! У меня в голове таятся великие думы. Мой путь будет труден, и мне нужно добрую пособницу. Ксения! Раздели со мной мои труды, мои великие печали и великие радости, будь мне женой.
Царевна изумленно взглянула на него.
— Быть может, ты слышала, что я хотел жениться на полячке Марине. Гордая, умная, она казалась мне подходящей женой для царя, но и только — сердце мое не лежало к ней. И вот я увидел тебя. Я давно слышал о твоей красоте, но ты превзошла всякие мои ожидания, не раз слышал я и о твоем уме… Я полюбил тебя, Ксения, с первого взгляда! Что мне Марина! Я не женюсь на ней, хоть пусть Сигизмунд объявит мне войну… Ксения! Знаешь ли ты, что такое любовь?
И он заговорил о любви, — какое это блаженство, какое страдание. Голос его то повышался, то замирал до шепота.
