— Микитушка! Милый! Прости!
Он не слышал ее мольбы. Он бормотал только:
— Врешь! Не будешь!
Как легкое перышко, приподнял он над собой ее маленькое тело.
— Будешь? — задал он ей вопрос, смотря снизу вверх на ее лицо.
Ответь она «не буду!» — быть может, он пощадил бы ее.
Но Любу этот вопрос ободрил: ей представилось, что он только грозит и не решится убить ее. К ней вернулась ее прежняя дерзость.
— Зверь! Душегуб! Буду! — крикнула она.
— А-а! — прорычал, брызжа пеной, Никита и, захватив ее ноги в одну руку, завертел ею над своей головой, как легкою тростью. Все быстрее и быстрее вертел он ее. Вдруг раздался глухой, страшный треск: это Медведь раздробил череп Любы о стену.
Чуть светало, когда Никита-Медведь, сразу постаревший лет на десять, одетый в новые лапти, с котомкой за плечами, с толстой палкой в руке вышел из дверей своей лачуги и быстро, не оглядываясь, удалился.
Никто не видел его ухода, кроме Яшки, которому не спалось и который выполз из своей лачужки.
— А! Медведь ушел! Что за притча? Ну да нам это на руку — пойду к своей зазнобушке… — пробормотал он и, выждав, пока Никита скрылся на повороте, пробрался в избу Медведя.
Однако через минуту он выскочил оттуда с перекошенным от ужаса лицом, вбежал в свою избенку, лег на постель и с головой закрылся овчиной, которая заменяла ему одеяло, и его трясла такая лихорадка от страха, что зубы стучали.
Видно, не по вкусу пришлась ему медвежья расправа!
Лазарь Павлович вернулся домой после поездки с князем Щербининым в очень веселом расположении духа.
— Ну, мать! Зови Лександра! — сказал он Марье Пахомовне, едва вошел в светлицу.
Та бегло взглянула на него.
— Нализался, старый! — промолвила она, покачивая укоризненно головой.
— Нализался! Почему ж на радости и не нализаться? Да и вовсе я уж не так, чтобы…
— Значит, сладилось?
— А ты не спрашивай! «Значит, значит…» Зови-ка лучше Лексашку.
Константин, сидевший в светлице, с недоумением смотрел на отца и на мать. Он не мог понять смысла их таинственного разговора.
— Сходи, кликни Лександра, — сказала Константину мать.
Он поспешил исполнить ее приказание.
— Лександр! Подь, отец с матушкой кличут, — сказал он брату.
Тот побледнел и спросил:
— Зачем?
— Не знаю. Отец веселый такой.
Александр перекрестился и поплелся в светлицу. Он был похож на приговоренного к смерти. Константин последовал за ним. Его разбирало любопытство.
— Ну, сынок, садись-ка да потолкуем, — сказал Александру отец.
Сам Лазарь Павлович и Марья Пахомовна поместились за столом на лавке, Александр опустился на скамью против них. Константин присел в углу подле двери.
Александр, взглянув на лица родителей, побледнел еще больше: он понял, что не ошибся в своих предположениях насчет причины зова.
«Пришел час!» — подумал он.
Лазарь Павлович несколько времени молча поглаживал бороду и смеющимися глазами смотрел на сына.
— Хочу тебя, Лександр, маленько на цепь посадить, хе-хе! — начал Лазарь Павлович. — Будет тебе зря-то шататься. Правду ль я говорю, мать, что будет?
— Истинно твое слово! Давно пора, — ответила Марья Пахомовна.
— Ну, давно — не давно, а теперь пора пришла. Женить хочу я тебя, Лександр.
— Батюшка! Уволь! — промолвил сын.
— Э-э! Вот те и на! Это что же такое? — воскликнул старик.
— Дурь он себе в голову вбил, — заметила ему жена.
— Все, чай, насчет монастыря подумывает? Думал я, что дурость с него спала, ан он и до сих пор… Вот что я тебе скажу, Лександр, — строго заговорил Лазарь Павлович. — Молиться Богу и душу спасать — доброе дело, а только наперед свершить надо то, что Бог повелевает. А Бог закон дал: «Плодитесь и множитесь…» Посему тебе не о монастыре, а о женитьбе теперь думать надо. Когда же поживешь с женой да детей, которые народятся, вырастишь, ну, тогда ступай в обитель иноческую, принимай чин ангельский.
— Батюшка! Не влечет меня земная суета. Богу хочу всю жизнь посвятить. За вас молиться буду.
— Ни-ни! И слушать не хочу! Лучше ты мне этого и не говори, не серди зря! Нашел я тебе невесту, какой лучше не сыскать: лицом — красавица, нравом кротка, работящая… Жена будет добрая. И с отцом ее сговорился… Дня через два смотрины устроим, а там я в поход уеду. Вернусь — свадьбу сыграем, не вернусь — без меня отпразднуете, а только жениться на ней должон ты беспременно.