Лжедмитрий I - страница 66

Шрифт
Интервал

стр.

Неудивительно, что к концу обеда лицо гостя стало еще краснее, чем всегда, разрумянилось также и лицо хозяина и даже хозяйки. Неудивительно также и то, что, когда, пообедав, гость захотел со Щербининым поговорить о своем деле, язык его заметно заплетался, а глаза хозяина закрывались сами собой, и что Алексей Фомич, послушав Двудесятина недолгое время, неожиданно прервал его речь предложением:

— А что, Лазарь Павлович, не соснуть ли нам теперь маленько, как водится, а после и потолкуем?

Предложение было так соблазнительно, что Двудесятин не стал даже отговариваться, а кряхтя так, как будто на него была взвалена многопудовая тяжесть, поднялся со скамьи и последовал за хозяином в его опочивальню, где, скинув тяжелую ферязь, растянулся на мягкой перине, и скоро густой храп Лазаря Павловича вперемежку с легким посвистыванием спящего Щербинина уже доносился до самых сеней.

Только изрядно выспавшись и отпившись игристым кваском от тяжелой послесонной вялости, хозяин и гость приступили к беседе.

— Видишь ли, друже мой, — начал Лазарь Павлович, — сказывал я тебе, что хочу женить моего большака, так вот, надобно мне невесту ему высватать.

— Так, — протянул Щербинин, поглаживая свою маленькую молодую бороду. — Что ж, ему невесту не трудно будет найти: он — парень хороший.

— Все так, да нрав-то у меня такой, что если я порешил что-нибудь, так мешкать не умею. Сватов там засылать да ответа ждать и все такое, это мне не любо. По-моему так — съездил к отцу и матери невесты, поговорил, и делу конец! Пусть приданое готовят.

— Что ж, и так можно.

— Торопиться мне и потому надо, что, как прослышал, хочет меня царь вместе с Мстиславским Федором Иванычем и прочей братьею послать против самозванца-расстриги этого самого. Ну и охота найти невесту сыну да и ехать с сердцем спокойным. Останусь цел, вернусь — и прямо за свадьбу, не приведет Бог, полягу костьми на поле бранном — помирать спокойно буду: отцовский долг исполнил, подобрал добрую невестушку сыну… Повенчаются и без меня.

— Ты это ладно надумал, Лазарь Павлович.

— Ну вот, в этаком разе и хочу я тебя просить: поедем-ка сватать со мной невесту Александру.

— Я не прочь, а только какой же я сват? Молод и сам давно ль поженился?

— Молод ты, слов нет, и женат неделю без года всего, это ты верно сказал, а только говорить ты мастак, и потом боярин Парамон Парамоныч — отец тебе крестный, так сговоримся с ним легче…

— Так ты к Парамону Парамонычу хочешь ехать, Пелагею сватать?

— Да, да! Ее самое. Красавица она, слышал я, и работящая. Словом, девка, каких лучше не надо. Только вот, боюсь, захочет ли Парамон-то Парамоныч ее за моего Лександра выдать? Быть может, он себе получше зятька хочет; ведь прозвище-то Чванный ему по шерсти дано.

— Ничего тебе, Лазарь Павлович, сказать не могу, а съездить — съездим. Я не прочь.

— Ну вот и ладно. Тогда и поедем сейчас.

— Дай только я приоденусь.

Через четверть часа князь Щербинин и боярин Двудесятин, оба верхом на конях, уже съезжали со двора.

V

Неприятное открытие

Царский истопник Иван Безземельный провожал гостя, своего кума Никиту, прозванного за силу Медведем.

— И чего же ты так торопишься, куманек?

— Пора мне, кум, — отвечал Никита, не очень высокий, но чрезвычайно широкий в плечах молодой парень.

— Столько времени мы с тобой не видались — почитай, с похорон крестника моего… Да, да! Так и есть! С самых похорон — и ты посидеть у меня подольше не хочешь.

— Пора мне, — повторил Никита, и добродушное скуластое лицо его вдруг стало сумрачным.

Эту перемену заметил и Иван.

— Что с тобой, Микитушка? Али с того все, что я про смерть сынка твоего, моего крестника, вспомянул?

Никита молча кивнул головой.

— До сей поры, знать, не утешился?

— Где утешиться! Как вспомяну, так места от тоски найти себе не могу.

— Понимаю, куманек, понимаю.

— Ну пойду я… Прощай, кум! Прощай, хозяюшка!

— Что с тобой поделаешь! Прощай.

В дверях Никита остановился:

— А что, кум, слыхать про этого самого, про царевича?

— Про царевича? И как у тебя язык поворачивается этакое слово молвить? — вскричал Иван с досадой. — Бродягу, расстригу царевичем называть! Один у нас есть царевич — Федор Борисыч, а другого не знаем.


стр.

Похожие книги