Агриппина на язык смелая, стрельнув по Демиду глазами, ответила бойко:
— У Шуйского, поди, не один амбар всякого добра, не пропадет!
Легко подхватив бадейку, заспешила к своей избе. За ней следом пошла и Николина жена. Кузнец сказал — сам себе вслух:
— Голод, он что хошь заставит проделать. Видать, отчаянные те молодцы, что в князевом амбаре погостили.
Перебирая большими мозолистыми руками шест, Демид опустил бадейку в колодец. Она хлюпнулась, потонула. Кузнец заглянул в глубину. Внизу в блеске воды отражался кто-то чужой. Волосы взлохмаченные, голова — что котел. Демид по-мальчишески вскрикнул:
— Ого-го!
Снизу глухо ответило:
— Го-го!
Опомнился кузнец, оглянулся. Нут-ко, подслушает кто, как он ребячится. Но нет, у колодца никого, кроме него, не было.
Рассмеялся Демид, вот дела: уж сам себя не признает. Вытащил бадейку, перелил в свою и, легко подняв, направился к кузнице.
Из двери чадило. Склонившись над печью, Артамон разжигал угли. Демид поставил бадью, промолвил:
— Дуй шибче, Артамон.
И взялся за ручки мехов, качнул.
Весело чмыхнули мехи, синим огнем полыхнули угли, загудело в горне. А Демид Артамошке шумит:
— Чует душа, покличут нас с тобой к Шуйскому на амбары замки навешивать. Раньше набивался к нему, он сказывал: «Нам не надобно, у нас сторожа». Седни мы, Артамон, сын Акинфиев, хлебушко заработаем!
* * *
На заре Шуйский забылся во сне. Повернулся на спину, бороденку кверху задрал и захрапел. По всем хоромам слышно — спит князь.
Сладкий сон снился Василию. Входит он в Грановитую палату на думу. По лавкам вдоль стен князья и бояре расселись, а его, Шуйского, место, что меж Романовыми и Черкасскими, Годунов занял.
Приостановился Василий в недоумении, но тут бояре проворные подскочили, бережно подхватили Шуйского под ручки, повели к возвышению, где кресло царское, усаживают на государево место, приговаривают: «Царь наш, Василий Иванович».
А князья с боярами ему поясные поклоны отвешивают…
Что б еще увидел Шуйский, кто знает, кабы не разбудил его старый дворский из служилых дворян.
Продрал глаза князь Василий, зло его разобрало: «Эко, сон какой нарушил!» Спросил в сердцах:
— Почто беспокоил, аль погодить не мог?
Тут только рассмотрел, что лицо у дворского белее мела, а руки трясутся.
— Батюшка князь, грабеж!
Откинул Шуйский одеяло, вскочил, дворского за бороду ухватил:
— Что пограбили?
— Тати амбарушко дальний очистили.
И еще больше задрожал.
— А сторож, сторож куда глядел?
— Повязали и сторожа, и воротного.
— По-вя-за-ли! — плюнул Шуйский. — Погодь, порты натяну, самолично погляжу.
Испуганная челядь старалась не попадаться разгневанному князю на глаза. Шуйский торопливо пересек двор. У открытого амбара не задержался, вошел внутрь. Пахло пылью, сухим зерном.
Князь Василий остановился у закрома, спросил:
— Сколь взято?
Дворский за спиной ответил поспешно:
— Мер тридцать ржи да кадку сала.
— Кузнеца Демидку покличь ко мне. Вот только помолюсь да поем — и веди.
Вышел из амбара, сказал на ходу!
— Сторожа и воротного на конюшню. Сечь смертным боем, дабы другим неповадно было и княжью службу несли исправно.
* * *
Демид к работе приступить не успел, прибежал холоп Шуйского, стал у двери, перевел дух:
— Князь Василий Иванович кликать велел.
Кузнец руки о тряпицу вытер, подморгнул Артамошке:
— Чья правда?
Холопу же ответил:
— Скажи князю, приду.
Убежал холоп, а Демид снял кожаный фартук, повесил на колок, направился вслед за холопом.
Шуйский трапезовал один. Кузнец с порога степенно поклонился. Знай, мол, не холоп и не челядин я.
На столе пред князем блюдо с мясом, глиняная миска с квашеной капустой, другая — с репой. Посреди стола гора калачей.
Демид сглотнул слюну, мелькнула мысль: «Сытно живут князья…»
Шуйский грыз гусиное крыло, прихлебывая молоком из большой корчаги. На кузнеца посмотрел хмуро:
— Чать, знаешь, зачем зван? — и смачно отрыгнул.
— Догадываюсь, князь. Слыхал, у тебя тати пошалили.
— Коли известно, то и затевать разговоры нечего, а приступай к делу. Замки на амбары навесить надобно, да не простые, а зело хитрые, чтоб ни одному татю не открыть. За то я три короба мучицы отсыплю да еще сала четвертинку сверх того. Ну, ну, ступай с Богом.
