- Граждане славного города Кольберга! Во исполнение приказа магистрата всем велено сходиться на рыночную площадь, где в час пополудни будут преданы огню три ведьмы, напускавшие порчу на людей и скот, а также заподозренные и уличенные в любострастных сношениях с дьяволом! Спешите! Зрелище поучительное и предостерегающее для всех, кто не крепок в вере!
Петр был крепок в вере, но не верил в колдунов, а поэтому потащился вслед за спешащими на площадь горожанами, в основном женщинами и детьми мужчины бали заняты работой, а старики, должно быть, так много повидали на своем веку, что казнь каких-то ведьм была им совсем не интересна. Пока он правил, в Москве сожгли каких-то чародеев, но Петр не видел казни, хоть и знал, что сжигают в срубе, и прежде, чем людей коснется огонь, они умрут от дыма, поэтому в таком сожжении проявлялось милосердие к приговоренным. Но даже к такому виду казни обличенных в колдовстве или ереси Петр питал предубеждение, поэтому, когда патриарх Иоаким просил его дозволить казнь через сожжение немца Квирина Кульмана, открыто заявлявшего, что он - Иисус Христос, Петр дал свое согласие неохотно. Теперь же предоставлялась возможность увидеть настоящих ведьм...
Три стоба на площади уже были обложены связками хвороста, на столбах цепи. Ведьм привезли на площадь в повозках, под сильным караулом, словно дьявол не сумел бы, если б возникло у него желанье, справиться со стражей. На особые подставки у столбов взошли три женщины, правда, одну из них и женщиной-то ещё нельзя было назвать - девчушка лет шести. В руках она держала крошечный крестик и что-то лепетала, глядя на него. Цепями её тельце было притянуто к столбу, поодаль привязали молодую женщину, а чуть в стороне - старуху.
Меж тем собралась толпа зевак, и Петр, недоумевая, как же такая маленькая девочка сумела стать колдуньей, напускала порчу на людей да ещё была уличена в "любострастных сношениях", спросил у молодого человека, одетого в черный студенческий кафтан, при шпаге и с треуголкой под мышкой:
- И этот ребенок тоже ведьма?
- А что тут странного? - охотно и весело отвечал студент. - Во-первых, в колдовстве уличили её мать, вон ту молодку, а во-вторых, девчонку видели за городом, когда играла с жабой. Суд Кольберга весьма справедлив и даже милосерден, поэтому Грету, ту, что вы назвали ребенком, перед сожжением незаметно для толпы удушат. Но её матери, которая так и не признала своей вины, придется помучиться - её сожгут на открытом огне, таков закон.
- Ну, а старуха? - спросил Петр, у которого вдруг задрожали руки, так что пришлось покрепче сцепить ладони.
- Старуха? Так это же мать колдуньи, а разве матерью ведьмы может быть праведная женщина? Впрочем, под пыткой и она призналась, что летала с дочерью и внучкой на шабаш, а также промышляла тем, что в окрестностях Кольберга собирала травы, козий помет, дохлых лягушек и помогала готовить из этой гадости приворотные зелья.
- Все они, как я слышал, были возлюбленными дьявола?
- Да, несомненно! В "Молоте ведьм" прямо говорится, что любая колдунья становится любовницей черта, который спешит закрепить свою власть над ведьмой введением в неё своего тлетворного семени. Возраст ведьмы для дьявола не помеха. К тому же главная ведьма очень красива и, как говорили, была верна супругу, а красота и добродетельность, согласно науке, являются прямыми индикиум, то есть признаками колдовства.
Петр видел, что молодой человек весь в предвкушении занимательного зрелища, а также гордится своей осведомленностью относительно повадок ведьм. Не отводя взора от ужасных приготовлений к казни, сквозь стиснутые зубы Петр по-немецки спросил:
- И часто в германских государствах жгут ведьм?
- Нет, теперь не часто, - с заметным огорчением отвечал студент. Десять казней за год - разве это много? Лет сто, даже пятьдесят назад с колдовством боролись куда усердней, правда, не в Кольберге, конечно. Я слышал, что ещё недавно в Брауншвейге позорные столбы стояли густым лесом перед городскими воротами, сжигали даже в маленьких городках в год по тысяче прислужниц дьявола, по шестьдесят - по семьдесят зараз*. Представляешь, какую песню затягивали ведьмы, когда огонь начинал кусать их за ноги! Однажды в Оснабрюке я был на таком вот представлении - волосы встали
