Сидя в «бьюике», идущим по вечерним воскресным дорогам на приятной скорости пятьдесят километров в час, он снова искоса глянул на Оливера. Интересно, что бы он сказал, хитро подумал Петтерсон, если бы прочитал сейчас мои мысли. Как чудесно, что мы не обладаем способностью заглянуть в души своих друзей.
— Сэм… — начал Оливер не отрывая глаз от дороги.
— Да?
— Ты рассчитываешь еще вернуться на озеро этим летом?
— Постараюсь, — ответил Петтерсон.
— Сделай мне одолжение.
— Какое?
— Оставь миссис Уэльс дома, — решился наконец Оливер.
— Не понимаю, о чем ты… — начал было Петтерсон изо всех сил стараясь изобразить удивление.
Оливер заулыбался.
— Брось, Сэм… — примирительно сказал он.
Петтерсон засмеялся.
— Ладно, — ответил он. — Прощай, миссис Уэльс.
— Мне-то все равно, — оправдывался Оливер. — Это подача Люси.
— Люси, — повторил Петтерсон. — О, — и он ощутил, что покраснел от смущения, и тут же понял, что больше не приедет на озеро этим летом, с миссис Уэльс или без нее.
— Добровольная ассоциация верных жен, — сострил Оливер, — на страже интересов своих членов. Несколько миль они проехали в полном молчании. Затем Оливер снова заговорил.
— Сэм, что ты думаешь об этом мальчике? Баннере?
— Нормальный парень, — проговорил Петтерсон. — Думаю, вполне хорош для Тони.
— Если удержится, — сказал Оливер.
— Что ты имеешь в виду?
— Люси ему устроит веселую жизнь, — усмехнулся Оливер. — Держу пари, что через неделю я получу письмо с жалобой, что он чуть не утопил Тони или же научил его ругательствам и что ей пришлось уволить его.
Оливер покачал головой.
— Господи, как трудно воспитывать единственного ребенка. И ко всему еще не совсем здорового. Иногда я гляжу на него и дрожь берет при мысли о том, что из него может получиться.
— Все с ним будет в порядке, — сказал Петтерсон, не только в защиту Тони, но и глубоко веря в это. — Ты чересчур нервничаешь.
Оливер только хмыкнул в ответ.
— Чего ты хочешь? — спросил Петтерсон. — Хочешь гарантии, что он станет правителем штата или выиграет мировой чемпионат штангистов? Чего ты добиваешься от него?
Оливер задумчиво сгорбился за рулем.
— Ну, — начал он, снижая скорость. — Ничего особенного я от него не хочу. — Он ухмыльнулся. — Просто хочу, чтобы ему везло.
— Не волнуйся, — успокаивал его Петтерсон. — С такими родителями ему обязательно повезет. Это у вас семейное.
Оливер улыбнулся, и Петтерсон был почти уверен, что в этой улыбке было достаточно иронии и горечи.
— Я рад, что ты так считаешь, — сказал Оливер.
И что ты знаешь об этом, подумал Петтерсон, внезапно вспомнив свое невольное открытие, сделанное у озера несколько часов тому назад, — Оливер разочарованный человек. При всем, что у него есть, он не считает себя удачливым. Чего еще он ждет от этой жизни?
Через неделю Люси написала Оливеру, что Баннер прекрасно справляется со своими обязанностями и что ему удалось завоевать расположение Тони, расчетливо позволяя ему общаться с ним в свободное от работы время. Молодой человек был жизнерадостен, писала она, и очень изобретателен в своих стараниях не допускать переутомления Тони. Ему даже удавалось развлекать Тони в дождливые дни, писала она.
В конце следующей недели, Люси долго сомневалась, стоит ли писать, что Джеф признался ей в любви.
Вначале она посмеялась над юношей, не совсем сознательно играя роль очень удивленной старшей по возрасту женщины, чего ей никогда не представлялось случая сделать раньше. Она решила написать Оливеру и спросить, как ей вести себя в этой ситуации, но отложила это, опасаясь, что Оливер засмеет ее, узнав, что она всерьез восприняла такую чепуху. Затем почти покровительственно она позволила Джефу поцеловать себя, только чтобы показать, что это ничего не значило ни для кого из них. После этого она поняла, что чтобы ни случилось, она не напишет Оливеру ни строчки об этом.
Три дня она избегала оставаться с Джефом наедине и десять раз за эти три дня она была близка к тому, чтобы попросить его уехать, но и этого она не решилась сделать.
Люси принадлежала к тому типу женщин, которые в замужестве обретают невинность. При всем ее очаровании она никогда не осознавала своей красоты и того впечатления, которое она неизменно производила на мужчин, она была настолько явно неприступной, что ее действительно редко кто рисковал подступиться.
