— Если бы я не была твоей женой, Оливер, — отметила Люси. — Думаю, что я ненавидела бы тебя.
— Ну вспомни наших знакомых, — продолжал свою линию Оливер. — Я прав? — Прав, — сказала Люси. — Прав. Всегда прав. — Она повернулась и с издевкой поклонилась ему. — Склоняю голову перед твоей вечной правотой. Оливер рассмеялся и Люси пришлось рассмеяться тоже.
— Смешно, — сказал Оливер, снова приблизившись к жене.
— Что смешно?
— Когда ты усмехаешься, — уточнил Оливер. — Даже когда ты была молоденькой девушкой. Будто здесь есть кто-то еще, — он погладил ее шею. Будто кто-то смеется за тебя.
— Кто-то другой, — сказала Люси. — Какая она — другая?
— С хрипотцой в голосе, — тихо начал Оливер. — С покачивающейся походкой и буйными рыжими волосами…
— Может мне лучше перестать смеяться, — произнесла Люси.
— Никогда, — запротестовал Оливер. — Я так люблю твой смех.
— Я так долго ждала этого слова.
— Любовь?
— Да. Так долго не слышала этого, — Люси схватилась за полы его пиджака и нежно притянула его к себе.
— Ни один из современных писателей и не подумал бы употребить это слово, — серьезно сказал Оливер.
— Продолжай.
— Продолжать что?
Продолжать использовать его. Пока никто не видит.
— Мама… Паап… — Донесся из гостиной голос Тони. — Я уже одет. Вы готовы?
— Еще минутку, Тони, — крикнул Оливер, стараясь высвободиться. — Мы сейчас выйдем.
— О, Оливер, — пробормотала Люси, продолжая цепко держать его. — Это все так ужасно.
— Что ужасно? — спросил Оливер озадаченно.
— Я так завишу от тебя.
— Паап… — снова позвал Тони вежливо не осмеливаясь заходить в спальню родителей.
— Что, Тони?
— Я пойду в отель и буду ждать тебя там. Я хочу доехать с тобой до ворот.
— Ладно, Тони, — согласился Оливер. — Скажи доктору Петтерсону, что я приду через пять минут.
— Лады, — сказал Тони.
Оливера передернуло.
— Где он набрался таких слов? — прошептал он.
Люси пожала плечами. Ее палец оставил небольшое красное пятно помады на плече пиджака Оливера, и она чувствуя себя виноватой решила ничего ему не говорить. Они слышали, как Тони вышел из дома, как его шаги наконец замерли в конце гравиевой дорожки.
— Ну… — Оливер еще раз оглядел комнату. — Вот наверное и все. — Он взял два чемодана. — Открой, пожалуйста, дверь, Люси, — попросил он.
Люси открыла дверь, и они вышли на крыльцо через гостиную. Гостиная была полна цветов, призванных скрыть неизгладимый отпечаток убогости чужой мебели. Их запах сливался со свежим ароматом озера.
На крыльце Люси остановилась.
— Мне хочется пить, — сказала она.
В действительности она не испытывала жажды, но это могло бы задержать отъезд Оливера еще на 10 минут. Она знала, что Оливер разгадал ее уловку, и что он обычно бывал раздражен, или по крайней мере нетерпеливо удивлен тем, что считал неоправданной задержкой, но она никак не могла примириться с мыслью, что вскоре гул мотора замрет на дороге и она останется совершенно одна.
— Ладно, — сдался Оливер после небольшой паузы, опустив на пол свои чемоданы. Он сам прощался очень по-деловому, сказав один раз «до свидания» и сразу же уезжал. Он стоял вглядываясь в даль озера, ожидая, пока Люси подойдет к столу возле стены, нальет немного виски из бутылки и разведет его в двух бокалах холодной водой.
Ястреб взвился с одного из деревьев у озера и начал медленно кружить, почти не двигая крыльями над водой, а с противоположного берега снова раздались слабые звуки горна, этот солдатский сигнал, отдающий воспоминаниями о стрельбе, победах и поражениях, которым детей сзывали в бассейн или на игры. Ястреб мягко скользил по ветру, в поисках малейших признаков возможной поживы, оставленной трагедиями маленького мира внизу, в шелестящей траве, в сплетениях ветвей.
— Оливер, — послышался голос Люси, приблизившейся к нему с двумя бокалами в руках.
— Что?
— Сколько ты платишь этому мальчику? Баннеру?
Оливер покачал головой, прогоняя смутные образы, пробужденные в его воображении птицей и горном и самой близостью отъезда.
— Тридцать долларов в неделю, — сказал он, взяв один стакан.
— Не много ли?
— Много.
— Разве мы можем себе это позволить? — спросила Люси.
