— Достаточно здоров, — поправила его Люси. — А не хорош.
— Ладно, достаточно здоров, — покорно повторил Тони.
— Конечно, ты здоров, — начал Петтерсон.
— Я ничего не хочу прекращать, — предупредил Тони. — Я уже достаточно много вещей прекратил в своей жизни.
— Тони, — сделал ему замечание отец. — Дай доктору Петтерсону договорить.
— Да, сэр, — сказал Тони.
— Все что я хочу тебе сказать, — продолжал Петтерсон, — это, что тебе некоторое время нельзя еще читать, но кроме этого — ты можешь делать все, что хочешь — но умеренно. Ты ведь знаешь, что такое умеренность?
— Это значит не требовать второй порции мороженного, — с гордостью отрапортовал Тони.
Все рассмеялись, и Тони довольно огляделся, потому что именно на это он и рассчитывал.
— Именно, — сказал Петтерсон. — Ты можешь играть в теннис, можешь плавать и…
— Хочу научиться играть в бары, — вставил Тони. — Хочу научиться попадать в дугу.
— Можем попробовать, — сказал Баннер, — но ничего не могу обещать. -Мне еще ни разу не удавалось попасть в дугу, хотя я намного старше. С этим нужно родиться.
— Все это тебе можно, Тони, — продолжал Петтерсон, отметив про себя однако, что Баннер пессимист. — Но при одном условии — как только ты начнешь уставать, ты сразу же должен остановиться. Малейшее…
— А если не остановиться? — резко оборвал его мальчик. — Что тогда?
Петтерсон вопросительно посмотрел на Оливера.
— Ну скажи же, — настаивал Оливер.
Петтерсон повернулся к Тони.
— Тогда тебе снова придется лечь в постель и провести там довольно долгое время. Тебе ведь не хотелось бы этого, правда?
— То есть я могу умереть, — развивал мысль Тони, не обращая внимания на вопрос.
— Тони! — воскликнула Люси. — Доктор Петтерсон не говорил этого.
Тони огляделся вокруг себя и Петтерсону показалось, что для мальчика окружающие его люди были в настоящий момент не родителями и друзьями, а подстрекателями и представителями болезни самой.
— Не волнуйтесь, — сказал Тони. Он улыбнулся и выражение враждебности исчезло с его лица. — Я не умру.
— Конечно же нет, — успокоил его Петтерсон, затаив злобу на Оливера, заставившего его участвовать в этой сцене. Он сделал шаг по направлению к ребенку, чуть склонившись, чтобы поравняться с ним.
— Тони, — сказал он. — Я хочу поздравить тебя.
— С чем? — спросил Тони с некоторой настороженностью, видно в ожидании какой-то шутки.
— Ты идеальный пациент, — начал Петтерсон. — Ты выздоровел. Спасибо тебе.
— Тогда я могу это все выкинуть? — спросил Тони и быстрым движением руки снял с себя темные очки. Голос его внезапно зазвучал по-взрослому горько. Без очков глаза его были глубоко посаженными, внимательными, полными меланхолии и одновременно оценивающими, что вносило настораживающую дисгармонию в его худенькое детское личико.
— Может через год или два, — сказал Петтерсон. — Если каждый день будешь делать упражнения. Час утром и час вечером. Не забудешь?
— Нет, сэр, — сказал Тони. Он надел и снова стал обыкновенным мальчишкой.
— Мама знает, какие упражнения, — продолжал Петтерсон, — и она обещала, что не пропустит ни минуты…
— Вы можете показать мне эти упражнения, — вступил в разговор Баннер. — И не утруждать миссис Краун.
— В этот нет никакой необходимости, — поспешила Люси. — Я буду делать это.
— Конечно, — согласился Джеф. — Как вам будет угодно.
Тони вернулся к Оливеру.
— Папа, тебе очень нужно возвращаться домой?
— Боюсь, что да, — сказал Оливер. — Но я постараюсь приехать как-нибудь на выходные еще в этом месяце.
— Отцу нужно вернуться в город и работать, — сказал Петтерсон, — так, чтобы он мог позволить себе оплачивать мои счета, Тони.
Оливер улыбнулся.
— Думаю, ты мог бы позволить мне самому выдать эту шутку, Сэм.
— Извини, — Петтерсон подошел и поцеловал Люси в щеку. — Цветешь, — сказал он, — цветешь как дикая роза.
— Я пойду мимо гостиницы, — сказал Баннер. — Не возражаете, если я присоединюсь к вам, доктор?
— С удовольствием, — ответил Петтерсон. — Вы сможете рассказать мне по дороге, что это такое, когда тебе двадцать.
— Пока, Тони, — попрощался Баннер. — Когда мне прийти завтра? В девять?
— Пол одиннадцатого, — быстро вставила Люси. — Это достаточно рано.
