Ее маленький красный «Гольф» был припаркован на пригорке на улице Абрахамсбергсвеген, и она достала из кармана ключи.
Как обычно, она решила проехать мимо дома на улице Лександрсвеген в Ноккебю и остановилась на повороте у возвышенности рядом с красивыми виллами 20-х годов. Она вышла из машины, опять раскрыла зонтик и посмотрела вниз с холма. На этой улице вряд ли можно научить маленьких детей кататься на велосипеде, но Мону она устраивала идеально, поскольку отсюда можно заглянуть в сад.
Самые яркие воспоминания приходили к ней в летние месяцы. Летом ей было легче всего представить себе, что она увидела в тот июньский день, когда заглянула в сад сорок шесть лет назад. Она до сих пор помнила ту радость, которая охватила ее, когда она впервые увидела его. Он сидел в гамаке и читал газету. Он качался туда-сюда, и гамак поскрипывал под ним. Он был стильным. Самый очаровательный мужчина, которого она когда-либо видела.
Молодая женщина принесла лимонад маленькому мальчику, который сидел на веранде в плетеном кресле и болтал ногами. Под кроной яблоневого дерева стояла повозка.
Все было так красиво – настоящая идиллия. Именно такой она представляла в мечтах свою жизнь. Больше всего на свете ей хотелось перепрыгнуть через забор и обнять тех людей, стать частью их семьи, но она поступила так, как ей советовала женщина из социальной службы.
Держаться в тени. Там она и осталась. Есть раны, которые никогда не заживают. До сих пор она испытывала боль.
Было холодно, дул сильный ветер. Ей пришлось крепко держать зонтик. Цветущий яблоневый сад был по-прежнему красив. Она почувствовала слабый запах черемухи, хотя дождь смыл почти все весенние запахи. С каждым годом черемуха разрасталась и становилась все роскошнее.
Дом перевидал много разных семей. Фасад несколько раз перекрашивали, меняли шторы и садовую мебель, но ничто не могло заставить ее забыть.
Она покачала головой, закрыла зонтик и села в машину, чтобы поехать в церковь в Бромму.
* * *
После службы она осталась в церкви, чтобы помолиться и собраться с силами. Она сидела на скамье в полном одиночестве.
Здесь Мона чувствовала себя защищенной. Она ходила сюда все годы с тех пор, как умерла от алкоголизма ее мать.
На улице завывал ветер, но здесь погода не имела над ней никакой власти.
Она закрыла глаза и представила себе невинное личико Люкке.
Мона сплела холодные потрескавшиеся руки и тихо забормотала:
– Тихо в полночь в час ночной.
Господи, даруй покой.
Ангела пошли с небес,
Не попутал чтобы бес.
Эллен поздоровалась с Вильяром и ребятами из интернет-сервиса и вышла на грузовой причал, куда ходили курить. Сюда также выходили, если хотели поговорить без посторонних ушей.
У стены на причале стоял маленький стол и два стула. Она села на один из стульев и стала ждать Филипа. Брызги дождя залетали под крышу, и Эллен пожалела, что не взяла куртку. На столе стояло несколько грязных кофейных чашек и пепельница и лежали сложенные сегодняшние вечерние газеты. Хотя Эллен уже прочла все, что написали о Люкке за последние сутки, она раскрыла разворот, но успела только пробежать глазами преамбулу, как ее прервали.
– Я увидел, что ты идешь вниз, и решил с тобой поговорить.
Это был Джимми.
Эллен сложила газету. Почему он пошел за ней на причал?
– О'кей, – отозвалась она.
– Ты как?
– Хорошо.
– Я был в редакции и читал комментарии зрителей по поводу вчерашней передачи. Довольно жестко.
– Вот как? – Она прикусила губу. «Куда он клонит?»
– Особенно в отношении тебя и твоих сюжетов. Ты чувствуешь угрозу?
– Угрозу? – Она посмотрела на него снизу вверх.
– Да, как я уже сказал, комментарии недобрые.
– Нет. – Она старалась говорить невозмутимо, но прекрасно знала, о чем он. Ненависть в Сети. Тролли. Становилось все хуже и хуже. Не будучи большой знаменитостью в своей области, она подвергалась множеству нападок. Стоило ей появиться на экране, как на нее тут же обрушивался поток комментариев – по электронной почте, на форуме канала ТВ4 и на ее странице в «Фейсбуке».
– Многие намекают на секс.
Тут она встала. Ей не нравилось, что он смотрит на нее сверху вниз и к тому же говорит о сексе.
