«Но были видения, которые не давали мне покоя. И им-то я верю, сумасшедший брат мой. Я видел Пляшущую Лису — и ее дитя. Но никогда в моих видениях не возникало светлого будущего».
— Цапля сказала, что ты Сновидец, но необученный. Еще не поздно. Я научу тебя всему, чему она учила…
— Не говори глупостей. — Вороний Ловчий встал и оглянулся. Столько удивительных вещей он услышал! К некоторым из них стоит потом вернуться. Может, кое-что из этого пригодится, чтобы укрепить дух воинов. — Да, я необучен. Ну что ж, теперь я оставлю тебя. Подумай, чем ты опровергнешь Кричащего Петухом, когда он будет разоблачать твои игры.
— Скажи ему… — отчаянно прошептал Бегущий-в-Свете. — Скажи ему, что мне не хочется его убивать.
— Не сомневаюсь, что твоя угроза его особенно развлечет.
Он остановился у полога пещеры.
— Уверен, что ты не хочешь, чтобы я послал к тебе Пляшущую Лису. Она охотно упадет к тебе в объятия, ты знаешь. Откровенно скажу тебе: лучшей женщины я не видал. Нежная, страстная, достойная твоей…
— Уходи прочь! — яростно крикнул Бегущий-в-Свете, взмахнув кулаками.
Вороний Ловчий улыбнулся, не двигаясь.
— Уходи и не заставляй меня делать то, чего я не хочу!
— В самом деле? Покажи мне! Бегущий-в-Свете вздрогнул, скрестив руки на груди. Чуть слышно он прошептал:
— Пожалуйста, не заставляй меня, брат. Я не хочу причинять тебе зло.
Огромный мамонтовый бивень возвышался, белея на фоне синего неба, на вершине пирамиды, которую РОД Белого Бивня специально построил в основании своего тотема. Мамонтовые хвосты, шевелящиеся на ветру, свисали с его вершины в каждую из сторон света. Хвосты были украшены птичьими перьями, чьи яркие цвета оттеняли белоснежную мамонтовую кость.
Большие чумы из обработанной мамонтовой кости покрывали все поросшее травой плато. Чумы поддерживались мамонтовыми костями, а столпом каждому служил бивень. В их тени можно было укрыться от слепящих солнечных лучей. Не час и не два выделывали толстую шкуру, чтобы она пропускала в помещение свет. У входа в каждый чум тучей вились мухи. Легкий ветерок не мог отогнать их: они залетали в чумы, их крылышки лихорадочно мелькали, доводя людей и животных до изнеможения.
— Надо разводить побольше костров и отгонять их дымом, — со вздохом произнес Ледяной Огонь. Черные рюшки и комары и огромные черно-желтые навозные мухи, казалось, тоже присоединились к их родовому совету.
— Чем дальше к югу, тем больше этих тварей, — произнес, отмахиваясь руками, Красный Кремень. — Стоило бы остаться на Большой Воде. Там, на Соленых Водах, мухи не так досаждают.
Ледяной Огонь почесал лицо, отгоняя насекомых, и нырнул в кухонный чум, где старухи копошились над длинными ямами, которые они только что вырыли в земле.
— Ну и дела… — вздохнул Ледяной Огонь, глядя на насекомых, кружащихся у входа в чум. Он бросил взгляд на четыре бивня, поддерживающие невысокие своды. Жар костра пек ему спину. — Уйдем отсюда — нас съедят живьем. Останемся здесь — изжаримся.
— Попридержи язык! — сухо усмехнулся Красный Кремень, присев на корточки, чтобы чуть проветриться на холодке, и снова скрылся от комаров под защитою дыма.
Как противно трещат его суставы, когда он опускается на корточки!
— Все в порядке, друг мой. В этом году ты вернул нашему роду Белую Шкуру. Впервые за сколько лет?
Ледяной Огонь покачал головой, косы, в которых виднелась седина свисали с его плеч.
— Больше, чем у меня пальцев на двух руках. Где мы могли снискать славу в предыдущие годы? Только в этом году у Врага появился вождь, который для нас по-настоящему грозен. — Он сжал потрескавшиеся губы. — Но все равно мне почти что жалко их. Их так мало, и мы легко их рассеем. — Он поднял покрытую мозолями руку. — Посмотри-ка, посмотри на юг. Видишь эти каменистые холмы? Туда они убежали от нас… Я бывал там. Видел, на что похожи эти места. Дорога идет все время в гору… Там берет начало эта река, такая большая и полноводная. Она стекает вниз с Ледника, который перегораживает долину.
— Тебе их жалко? Да ведь они похитили мою дочь! Ты сам видел, как они поступают с пленниками… Они звери!
