— Папа, можно повести самолет?
— Что? — не понял тот и повернул к нему обветренное и, как показалось Аркадию, недовольное лицо.
Через минуту переговорное устройство прохрипело:
— Бери ручку.
Оценку отец не дал. Смолчал.
Когда вернулись домой, Аркадий, расстроенный, ушел в общежитие. А командир эскадрильи направился к ком-кору:
— Товарищ генерал, Аркадия можно посадить на связной самолет.
— Смотря в каком качестве, — нахмурился генерал.
— Летчиком.
После паузы комкор спросил:
— Петр Григорьевич, вы бы своего сына в таком возрасте посадили за штурвал?
Комэск посмотрел куда-то в сторону и решительно выдохнул:
— Такого бы посадил.
— Ладно. Сам проверю.
Через несколько дней Аркадию объявили, что он будет сдавать зачеты. Готовился усердно и сдал их отлично. В ознакомительный полет поднялся с отцом. Несколько раз брал в руки ручку управления. Обошлось без замечаний. Лишь однажды батька выхватил ручку и поставил ее словно вкопанную:
— Держи по-мужски!
Проверил ориентировку:
— Какая деревня справа у леса?
— Кувшиново, — безошибочно ответил Аркадий.
Последовали «вывозные». Их было немного. Обстановка не позволяла растягивать — рядом фронт.
В июле, когда авиакорпус подвинулся к Курской дуге, с аэродрома Бутурлиновка взлетел самолет, который пилотировал четырнадцатилетний летчик. Без чьей-либо помощи. Только комкор долго стоял на старте и все не мог оторвать взгляда от самолета сына. О чем думал генерал, никто не знал. Может, впервые обмякло его несентиментальное сердце? Но когда сын вернулся из самостоятельного полета, нашел повод выговорить:
— Надо тише рулить.
За Аркадием закрепили связной самолет. Чтобы придать тихоходной машине стремительный вид, эскадрильный художник нарисовал на ней молниеподобную стрелу. И с первыми донесениями Аркадий улетел к штабу армии. Провожал его такой же юный механик самолета Володя Мухин.
Оставив за килем Курскую дугу, корпус двинулся под Харьков, оттуда — на Киев, Львов. Эскадрилье связи прибавилось работы. Из штабов звонили, требовали, угрожали:
— Почему до сих пор не прилетел шестой?!
И мало кто знал, что ату злосчастную, уже латанную-перелатанную шестерку водил четырнадцатилетний пилот. И еще меньше знали о том, с каким трудом он пробивался к прифронтовым штабам. Везде сновали «мессеры». Надо избрать такой маршрут, чтобы с ними не встретиться. Ну, а если встретишься, сумей уйти. Но как? Куда? Повернуться затылком к бою, когда ждут не дождутся тебя у самой черты передовой? И все же он прилетал, и тогда самые нелюдимые штабники готовы были его расцеловать.
Однажды комкор полетел на шестерке. Торопился в штаб фронта, а заодно проверить летную службу сына — сержанта. Летели молча до тех пор, шока сержант не всполошился:
— По курсу — сто девятый!
Вздрогнула ручка. Аркадий почувствовал, отцовскую ладонь на ней. Но тут же в шлемофоне прозвучал приказ:
— Веди! Я буду наблюдать и подсказывать.
«Мессершмитт» не стал даже разворачиваться, гнал напрямик. Аркадий бросил машину вниз. Единственное спасение — малая высота. Но и то не всегда. Вот — приречная долина. Туда! Легкомоторный самолет шел над самыми камышами. Временами из кабины видна была бегущая по воде тень. Но вот река вырвалась из крутобережья и вольным плесом вымахнула на простор. Куда теперь? А «мессер» уже заходит с открытой стороны, Аркадию хочется выкрикнуть: «Бери, батя, сам ручку, веди! Ты же лучше знаешь, как уходить…» Но отец не взял. Только сказал отрезвляюще спокойно:
— Веди к лесу. И не суетись.
Да вот же справа лес! Через весь массив бороздой врезалась просека. Чем не спасительный коридор?
Несколько минут «мессершмитт» увивался за тихоходом. Совсем рядом рвались его снаряды. Два осколка продырявили плоскость связного. Но большего тот не добился, ушел.
В штабе фронта не спросили, как летели, а приняли вовремя доставленные пакеты как само собой разумеющееся. Лишь механик Мухин, залатывая плоскость, обескураженно корил молодого, как он сам, летчика:
— Нельзя поаккуратнее летать, что ли?
В канун сорок четвертого года к линии фронта шестерка пошла в паре с другим самолетом. Вдвоем, казалось, и веселее, и безопаснее. Но все повернулось по-иному. На обратном пути их атаковали Ме-109. Аркадий без промедлений отдал ручку и пошел бреющим. Его напарник не успел этого сделать, и сто девятый разрядил в него пушку. Хлынуло пламя. Аркадий развернулся, приблизился, а тот, наверное, убит наповал — головой в бортовую доску воткнулся. Неуправляемый самолет по наклонной к земле идет. И кричит парнишка с шестерки во все горло, будто и впрямь может дозваться умолкнувшего дружка.
