Председатель, слушая рыбаков, остро посматривал на боцмана и отрывисто поддакивал.
Бутыль была быстро опорожнена, и Марья Потаповна убрала ее со стола. Разговор среди рыбаков уже пошел другой. Рассказывали о разных былях-небылицах, ругали «проклятые шиверы», спорили о наибольшем весе тайменей…
За полночь Карагозов поднялся из-за стола. Рыбаки сразу смолкли, потянулись к плащам и фуражкам. Попрощались чинно, без лишних слов. Аралов, провожая гостей, ожидал, что председатель или кто-либо из рыбаков скажет ему то, что он боялся весь вечер услышать, ибо твердо решил возвратиться в Севастополь, но ни Карагозов, ни его артельщики не произнесли об этом ни слова.
Аралов долго стоял на крыльце, прислушиваясь к чавкающим по грязи шагам уходящих и думая о чем-то. Лицо его светлело, и, когда затихли шаги рыбаков, он широко улыбнулся, покачал головой и вошел в дом. Мать стояла посредине комнаты и смотрела на улыбающегося сына. Аралов подошел к старушке, обнял ее и, смеясь, проговорил: «Чудаки они…».
— Ну и с богом, — обрадовалась мать чему-то, удовлетворенно передохнув.
Аралов не понял ее, прошел в свою комнату, разделся и лег в постель. На душе у него было хорошо. Он лежал, глядел в потолок, освещенный желтыми полосами от помигивающей лампы, и улыбался. Потом протянул руку к лампе и несколько раз резко, но легонько ударил ладонью по срезу лампового стекла. Желтый язычок пламени раздвоился, свернулся, как осенний листочек, затрепетал и погас.
Утром чуть свет Аралов поднялся. Мать уже была на ногах. Она молча собрала ему на стол нехитрый завтрак. Боцман поел и вышел на улицу. Мать догнала его, сунула в руки какой-то узелок. Аралов взял его в руки и сквозь платок почувствовал на ладонях крутые и горячие бока свежеиспеченного хлеба.
— Шаньги? — спросил он, усмехнувшись. Мать кивнула головой. Сын хотел вернуть узелок обратно, но, посмотрев на мать, раздумал, сунул его за борт шинели и пошел к реке. Стояло звонкое, прозрачное утро. Белые перья облаков неподвижно висели высоко в светлеющем небе. Восток сиял чистой радугой рассвета.
Перед спуском к рыбачьему становищу Аралов постоял, поглядывая на неторопливо готовящихся к работе рыбаков. Лодки были уже вытолкнуты на воду и покачивались, уткнувшись острыми носами в прибрежную гальку. Карагозов бегал от лодки к лодке, размахивая руками. Его густой бас отдавался многократным протяжным эхом по реке.
Громко прокашлявшись, Аралов начал спускаться вниз. Рыбаки повернули к нему головы, оторвались на минуту от дела.
Неожиданно за спиной Аралова послышалось шуршанье гальки, и к его ногам подкатился живой комок. Это был Леня. Он встал, отряхнулся и посмотрел на боцмана.
— А я догадался, что вы рыбак, — сказал мальчик хитро и весело.
— Рыбак? — переспросил Аралов и покосился на председателя. Рыбаки молча смотрели на него и мальчика. Аралов помедлил с ответом.
— Ты куда это в такую рань? — сердито спросил он у Лени. — Мать ругаться будет.
— Не будет. Я оставил записку, как папа. А то вы уедете, а я… Возьмите меня с собой, дядя. Я не буду раскачивать лодку и пугать рыбу. Я буду тихо сидеть, помогать… Что скажете — сделаю. Я все могу.
Аралов неожиданно смягчился, положил руку на голову мальчика, посмотрел на рыбаков. Те стояли, выжидая, дружелюбно улыбались. Аралов, словно сбросив с себя какой-то груз, неожиданно весело и громко спросил:
— Возьмем мальчонку?
— Возьмем, возьмем. Пущай проветрится. Оберегем, — загудели в ответ рыбаки.
Председатель оживился, хлопнул в ладоши и оглушительно скомандовал, молодецки закрутив усы:
— По лодкам!..
Боцман подхватил мальчика под мышку и подбежал к лодке. Передав Леню в руки рыбакам, он вытащил из-за борта шинели узелок, подкинул его и крикнул мальчику:
— Лови харч!
Леня восторженно растопырил руки, и боцман точным броском ударил его узелком прямо в грудь. Мальчик крепко прижал к груди «харч», оцепенев от тревожного счастья.
— Садись, Семен Семенович, — сказал председателю боцман, цепкими жилистыми руками приподняв нос лодки.
— Да мне сегодня здесь надо бы… — проговорил неуверенно Карагозов, но вдруг, рубанув воздух рукой, решительно добавил — Ради такого случая. Ладно!
