Странная была у них жизнь, странное и знакомство. Только один вечер побыл у Любы Харитонихи взводный Гайлис, когда гнали за Припять банду Балаховича, но и через год среди всех военных дорог не забыл тропки к ее хате. Вернулся, осел возле вдовы ..
Хотя - куда было податься ему, молодому, одинокому, если родной угол остался где-то там, по ту сторону границы...
Гайлис пригласил Миканора пообедать, но тот отказался:
некогда, мол, надо добраться домой засветло. Договорившись обо всем, что касалось начала работ на гребле, он вскинул на плечи две тяжелые связки топоров и лопат, которые Гайлис вынес из сеней.
- Это груз! Если поскользнешься - сразу на дно! - засмеялся Миканор.
Через минуту, согнувшись под тяжестью ноши, он уже шагал к болоту.
3
Ходил по дворам, заглядывал в хаты, в хлева, на пригуменья, - где бы кого ни встретил, приказывал завтра утром выходить на греблю. Рядом покорно плелся Грибок, то поддерживал Миканора несмелым "эге", то стоял молча.
Снова пришлось Миканору не одного уговаривать, не с одним ругаться Будто и не было никакого собрания, никакого постановления - хоть начинай все сначала. Правда, Чернушка, к которому Миканор с Грибком завернули раньше всех, слова не сказал против, но зато жена его так набросилась, проклиная и болото, и греблю, и собрание, что Миканор вышел из хаты, не дослушав всего.
Василь Дятел, услышав приказ Миканора, недовольно засопел, хггвед глаза в сторону.
- Тут со своим неуправка... И без того как уж крутишься...
- Позже труднее будет оторваться на греблю, - Трудне-то труднее... Да и теперь...
Иван Зайчик встретил весело, сказал, что охотно придет - если только Миканор с Грибком угостят водкой.
- Поставь, Миканорко, бочку горелки, так не то что я - все бросятся наперегонки! Ей-богу, Миканорко, прилетят, вот увидишь! Только скажи сразу прилетят!.. Можно, конечно, горелку и не везти, а только пообещать будет, мол! А потом, как соберутся, скажешь - нет!.. Вот смеху будет!
Ларивон, которому надо было приехать с конем, заявил наотрез:
- Что я - горбатый? Другие - без коней, а мне так коня гробить!..
- Приходи без коня! - вскипел Миканор. - В болото полезешь, канаву копать!
Казалось, после всех этих споров, всех огорчений каким приятным должно было показаться вежливое обхождение Глушака, который не только сразу пообещал, что обязательно пришлет Евхима с конем, но даже похвалил, что за хорошее дело взялись. Хотя так же вежливо, без лишних слов, проводил Глушак их за ворота, у Миканора было такое ощущение, будто он прикоснулся к чему-то скользкому, холодному.
Всю деревню обошел Миканор, не пропустил ни одного двора. Возвращался домой уже затемно, усталый, возбужденный, думал: снова стольких пришлось уговаривать, упрашивать, упрекать - будто эта гребля не всем, а ему одному нужна.
"Вот же люди! Что б ни велел сделать - все наперекор. Как будто беду им какую готовишь..."
Утром в распахнутой холщовой сорочке, босоногий, вышел на крыльцо, огляделся вокруг, прислушался: собираются на греблю или не собираются? Увидел за изгородью Василя, поившего коня из желоба, по холодноватой, росистой траве подошел к парню, поздоровался.
- На греблю собираешься?
Василь отвел глаза в сторону, буркнул, словно отмахнулся:
- Пойдет кто-то ..
- Почему - кто-то?
- Ну, может, дед пойдет.
- Почему дед? А ты?
- А мне тут работы - по горло.
- У всех дома работы много. Не секрет. Так если каждый будет дедов и баб посылать, а сам дома сидеть - вот построим греблю!
- А тут ты за меня работать будешь?
- И тут и там за тебя никто работать не будет! - Миканор заговорил резко, властно: - Тут - как хочешь делай: хоть деду, хоть Володьке поручай, а на гребле - чтоб сам был!
Миканор повернулся и сердито, твердо зашагал к хате.
"Вот - скажи ты - натура: так и норовит, чтоб в сторонке отсидеться! чуть не ругался он. - Аж трясется, чтоб не переработать за другого! Молоко еще материно на губах не обсохло, а уже хитрее всех быть хочет. - Не впервые вспомнил воинскую службу: - Попался б ты мне там такой! Я бы тебя - не секрет - в момент человеком сделал!"
