Он хотел уже бежать за угощением, но Миканор твердо заявил:
- Не надо! Не время!
- Время, Миканорко, самое время. Свадьба скоро, сговор отгуляли.
- Попробуй, что мы тут гостям готовим, - засуетилась Глушачиха. - И все пусть попробуют!
- Будешь потом знать, идти или не идти к нам в гости. - Глушак заметил:
некоторые мужики не прочь были посидеть, - оживился: - А времени всегда мало. Управитесь еще.
Забота не волк...
- Волк не волк. Некогда, дядько!
- Так ведь - ради свадьбы, ради молодых. Из уважения к свату моему, избранному в комиссию.
- Все равно! - Не сказав ни слова Глушаку на прощанье, Миканор скомандовал всем: - Пошли! - и сам первый решительно двинулся в сени.
Чернушка, с самого прихода жавшийся к двери, пропустил всех, помялся с минуту, чувствуя неловкость, теребя в руках шапку, виновато подал руку:
- И мне - со всеми - пора...
Когда он вышел вслед за Миканором, Глушак стал суетиться в углу, возиться на припечке, но делал все беспорядочно, бесцельно: переставлял с места на место, разбрасывал.
Сам не знал, что делать, в груди кипела обида и жестокая злость - на Даметикова сопляка, что взял такую власть, на всех, кто помогал ему, на то, что гнулся перед ними, как батрак, на беспомощность свою перед ними. "Проверим!.. Проверим! .." - давила страшная угроза...
Жена, убиравшая со стола несъеденное угощенье, не то пожалела, не то упрекнула:
- Надо было сразу посадить, как вошли...
Глушак бросил с раздражением:
- Сразу или не сразу, один черт!
- Как взяли бы гости чарку да сальца, так смягчилась бы, быть не может!..
- "Смягчились бы"! Эта зараза смягчится!
- Все ж таки-люди! И Даметиков этот - человек,..
- Нашла человека! - Глушак не мог больше сдерживать себя, крикнул яростно: - Не суй носа к"да не следует!
Тут случилось такое, чего Глушак никак не ожидал. Вежливый, пусть и неудачный, неспособный к хозяйству, но все же тихий, послушный Степан, который, пока были незваные гости, слова единого не проронил, неожиданно вскоаил с лавки, стал возле матери.
- Не кричите!
Глушак заморгал глазами.
- Ч-что?
- Не кричите, говорю! На мать! - тихо и строго повторил Степан.
- Т-ты это - мне? Т-ты мне - указ?
- Сами виноваты!.. Не вымещайте злость на других!..
- Я виноват!! Я!! Ты это - батьку?!
- А если - правда!
- Правда? - Глушак налился кровью. - Молчи, щенок!!
- Пусть - щенок!.. А только нужна вам та земля, что под лесом? Все мало! Все мало!
- Ты знаешь, сколько мне надо земли!.. Да ведь, если бы не та земля, если б отец не рвал бы на ней жилы, ты бы давно с голоду опух!
- Хватило бы и без нее... А если уж прибрали к себе, то хотя бы признались, что не вся записана. - Степан задел самое больное: - Все равно найдут!
Глушак задрожал от гнева.
- Замолчи ты! Вошь! Гнида!
- Можете как хотите называть. А только..
Глушак не выдержал, - не помня себя от бешенства, от переполнившей его горячей злобы, ударил сына по лицу. Тот не шевельнулся, слова не сказал, только что-то недоброе, непримиримое вспыхнуло в незнакомо взрослом и самостоятельном взгляде. Но Глушак не хотел видеть этого: ярость, бешеная злоба на сына, осмелившегося возражать, упрекать, учить его, нестерпимо жаждали утоления.
- Гнида! Сопляк! Выучился... Выучился на отцовом хлебе! Выучился да и отблагодарил!.. К черту! Хватит! Навоз будешь возить! Скотину кормить! Может, немного поубавится ума!
Но эти угрозы будто и не действовали на Степана. Он не только не испугался, но и виду не подал, что жалеет о том, что сразу потерял. Глушаку не привелось почувствовать облегчения - гневу не было выхода.
- Вместо батрака будешь работать! Он уедет домой, а ты - за него. Навоз возить! Кормить свиней!..
Старый Глушак еще долго сипел, угрожал, сердито бегая из угла в угол, пока неохрип, не обессилел совсем. Тогда упал на колени, поднял бледное, страдальческое лицо к богу, что смотрел на него с позолоченной иконы. С надеждой задвигал сухими губами, зашептал....
Но и после молитвы успокоения не было. Где бы ни ходил, что ни делал помнил, ни на миг не забывал: там, на его поле, ходят, меряют. Как хозяева, топчут его поле, его добро.
