Израиль конца ХХ века был, конечно, страной уникальной. Вавилонское смешение культур и языков даже при наличии цементирующей идеологии — сионизма, и цементирующего средства общения — иврита, не могло не привести к противопоставлению новоприбывших старожилам, восточных евреев западным, религиозных — светским, и все это в биологическом смысле было проявлением вечной болезни — ксенофобии, принявшей хотя и скрытую, но не менее опасную форму.
Легко, впрочем, судить, глядя из далекого будущего.
* * *
В квартире пахло сыростью: последний дождь вымочил внешнюю стену настолько, что изнутри все покрылось плесенью. Уходя, И.Д.К. всегда запирал на ключ свою комнату: сосед, будучи человеком непосредственным, считал вполне допустимым в отсутствие хозяина войти и прочитать рукопись, лежавшую на столе, или пошарить в ящике тумбочки в поисках куска мыла.
Вернувшись из ешивы, И.Д.К. обнаружил на своей двери прилепленную скотчем записку: «Званили из института. Еще пазвонит». Сосед ушел, выяснить подробности было не у кого. И.Д.К. бросил портфель на стул и подошел к окну. Окно выходило на склон горы, открывая в раме картину, которую можно было назвать «Тоска Вселенной». Иудейская пустыня простиралась до горизонта — унылые холмы, покрытые чахлым кустарником.
Знакомый экстрасенс, с которым И. Д. К. однажды беседовал о предназначении человека, утверждал, что именно пустыня, причем непременно Иудейская, и есть то место, где человек способен соединиться с Богом. Ничего, кроме тоски, пустыня у И. Д. К. обычно не вызывала. Но иногда, в такие минуты, как сейчас, способна была если не успокоить, то хотя бы примирить с жизнью, демонстрируя философское единство природы и человеческой сущности.
Будучи человеком, решительным только в умственных действиях, И.Д.К. никак не мог заставить себя принять мысль, ставшую понятной после первого же разговора в министерстве абсорбции. Мысль была простая: никому ничего не нужно. Богу, если он есть, — тоже.
Зазвонил телефон.
— Слушаю вас, — сказал И. Д. К. по-русски, тут же обругав себя за старую привычку — его могли не понять и положить трубку, а если звонок важный, то…
— Говорит рав Дари, — сказал знакомый голос на другом конце провода. — После твоего ухода я попробовал в восьмидесятизначном интервале поискать в Книге что-нибудь о нашей сегодняшней встрече.
— Ну-ну, — пробормотал И. Д. К. в явном противоречии с торжествующими интонациями раввина.
— Два слова, и понадобилось немного времени. «Купревич» и «ошибка». Слова идут подряд в книге «Дварим». В тексте «Берегитесь, чтобы не забыть вам завета Господа, Бога вашего, который Он поставил с вами…»
— Я и не сомневался, — сказал И. Д. К.
— Все есть в Книге, все. Будьте здоровы и благословенны….
— А ты попробуй поискать там слова «новый человек» и «генетический код», — сказал И. Д. К., хотя раввин уже положил трубку, — или, например, «рав-дурак». Найдешь и это, идиот ты старый, — добавил он по-русски.
А если он это слышал? — мелькнула мысль. А, плевать. Нужно все сделать сейчас, пока не прошла злость.
И.Д.К. включил компьютер, единственное серьезное приобретение на новой родине, и инсталлировал программу «Тора», которую хранил отдельно от других программ поиска и анализа текста. Программа была большой, одиннадцать дискет, и пока И. Д. К. переводил ее на жесткий диск, было время подумать, отменить решение, в общем — посидеть перед дорогой на чемоданах.
На экране высветились три строчки на иврите — сплошной текст без пропусков между словами. Осталось сделать последний шаг перед тем, как броситься в омут, из которого уже не выбраться. Во всяком случае, не выбраться в прежнем статусе — в этом И. Д. К. был уверен, хотя никаких доказательств тому не имел. Пока не имел. Пока.
Пока, — повторил он еще раз и набрал код расшифровки: он знал сочетание цифр наизусть, никогда и нигде его не записывал и чувствовал себя сейчас тем самым творцом, который много (двадцать миллиардов или пять с половиной тысяч?) лет назад сотворил этот мир и дал ему шанс.
Текст, возникший на экране, был разделен на блоки, которые можно было бы назвать и словами, не имевшими, впрочем, видимого смысла.
