Я никого не винил за это – у каждого свой путь.
Моя жажда мести немного поутихла, как затухает пламя пожара на сыром подлеске, но не погасла совсем – жар иссушающего мой рассудок костра не мог перегореть. Я не изменил своей клятве бороться с людьми до тех пор, пока последний человек не покинет наши леса или до тех пор, пока сердце в моей груди не перестанет биться. Призраки моего сына, дочери и нерожденного внука всё еще говорят со мной. Иногда по ночам я вижу их так же ясно, как наяву. Они ничего не говорят мне, но их глаза полны невыносимой боли, боли, невыносимой для меня. Иногда мне снится сон, в котором я веду своего внука к его мудрому Наставнику или в первый раз показываю, как нужно загонять зверя. Иногда я слышу, как мой внук впервые пробует свой голос в еще неуверенном победном вое. Иногда в моих снах я вижу, что мои дети всё еще живы.
На самом деле жив только я один, но иногда мне кажется, что я уже умер. Просто какая-то упрямая сила продолжает управлять моим телом. Но так бывает только иногда.
Я терпелив. Жизнь охотника ничего не стоит, если не обладать этим великим умением – ждать, но иногда жажда мести пытается пересилить мое терпение. Пока я ещё справляюсь с этим. Но только пока. «Скоро люди покинут свою „паутину“, они рано или поздно выйдут в лес. Тогда мне понадобится всё мое умение охотника и загонщика», говорю я себе каждый день, повторяю эти слова раз за разом. Тем не менее, время от времени мне кажется, что Велор был прав: люди остановятся на достигнутом. Их стремление убивать пропало, им хватит того, что они успели сделать за весну и лето.
Я устал. Нет, мои мускулы по-прежнему крепки, мое сердце по-прежнему бьется в моей груди и кровь исправно струится по моим жилам, просто я устал в душе, мне очень тоскливо без моей семьи, без моих погибших братьев и моих друзей, навсегда оставшихся в моей памяти. Усталость и безразличие временами настолько сильны, что лишают меня простейших желаний: есть, пить, охотиться.
Я гоню эту недостойную воина слабость. Я вспоминаю, как убивали моих сородичей, как мы тайно готовились к нападению на человеческий «муравейник», я вспоминаю короткие схватки с людьми, стреляющих в нас из своего оружия. Я вспоминаю свою ярость и ненависть, вспоминаю, как мои зубы рвали тела двуногих, как их настигала смерть от моих когтей, оставляя позади окровавленные тела, беспомощные и жалкие.
Я еще раз посмотрел на порхающие в небе огненные птицы, рассыпающие султанчики разлетающихся искр, и тихо проговорил:
– Я вернулся. Я жду…
* * *
Глава вторая. Охотники и жертвы
Колония формировала первые три группы охотников. В основном, это были солдаты, но в каждую группу должны были войти добровольцы-охотники из числа гражданских колонистов. Эти люди имели большой опыт охоты на крупного зверя – лосей, оленей. Задание для охотников было простым – заготовка мяса для нужд Колонии. Охотники не должны были удаляться от границ внешнего периметра больше, чем на пятьдесят километров, построить временные жилища в лесу, в которых постоянно должны были находиться двое-трое людей для поддержания постоянной радиосвязи с Колонией. Каждой группе были выданы радиостанции и аккумуляторы Верховина, а также портативные тепловизоры и приборы ночного видения. Охотники были вооружены снайперскими винтовками, солдаты прикрытия – автоматическим оружием с подствольными гранатометами и пулеметами.
«Касперы» – мини-дирижабли наблюдения – были наготове, чтобы предупредить охотничьи партии о приближении волков. Майкл формировал отряд быстрого реагирования, готовый в любой момент прийти на помощь охотникам в лесу.
Адам Фолз прекрасно понимал, что волки вполне могут уничтожить охотников, но на этот риск нужно было пойти – запас продовольствия уже был разделен на нормы суточного рациона для каждого колониста, хотя строгое нормирование продуктов еще не было введено. Начать посевную компанию можно было только весной, а до этого времени охотники должны были подготовить достаточное количество мяса, чтобы зима для населения колонии не оказалась последней зимой на Лимбе.
