– Должен извиниться?
Граф, прищурившись, изучал бокал, держа его в вытянутой руке, а потом изо всех сил швырнул в камин, довольно усмехнувшись в тот момент, когда хрусталь со звоном разлетелся на множество осколков.
– Я вот так не считаю, Берти. На самом деле она не пыталась меня оттолкнуть. Кроме того, то был всего лишь поцелуй. Даже не поцелуй, а так, намек на него. Мгновенная встреча губ.
– На глазах у всего света, – уточнил Альберт.
– Жизнь становится скучной, когда сезон перевалит через месяц, – с холодным цинизмом заметил граф. – Свет нуждается в пище для сплетен. Они должны быть благодарны нам с мисс Уинвуд за то, что не даем им скучать.
– Но последствия для нее и для тебя несоизмеримы. Ей придется куда хуже, чем тебе, Гейб.
Альберта раздражало нежелание Гейба входить в положение девушки, которую тот скомпрометировал. Но с другой стороны, он понимал всю бессмысленность втолковать что-либо человеку, далеко не трезвому, несмотря на членораздельную речь.
– Я знаю, что она тебе понравилась с первого взгляда, но она отдана другому. Ты мог бы найти другую красотку, если тебе так хочется флиртовать. Взять, к примеру, мисс Ньюмен, блондинку. Она свободна.
– Меня устроит только эта рыжая. Сегодня о нас с ней говорят. Сегодня ее помолвка из непременной превращается в возможную. Сегодня Керзи чувствует себя по меньшей мере дураком. Я очень доволен, – со злобной усмешкой проговорил граф.
– Господи, Гейб, – воскликнул сэр Альберт, вскочив на ноги, – не хочешь ли ты сказать, что стараешься для того, чтобы расстроить помолвку?! Неужели ты так отчаянно этого хочешь? Ты ведь сломаешь девушке жизнь, только и всего. Будешь ли ты этим гордиться?
– Сядь, Берти. Не мелькай у меня перед глазами. И позвони, чтобы принесли третий графин. Если ты не хочешь промочить горло, то я хочу выпить.
– Ты уже достаточно выпил.
– Верно, – согласился Гейб. – Но я еще не так пьян, как мне того хочется. Я все еще в сознании. Будь хорошим мальчиком, пошли еще за бренди.
– Если бы ты не был пьян, – сказал Альберт, – я бы оттаскал тебя за вихры, клянусь. Но если бы ты не был пьян, ты бы не говорил таких безумных вещей. Тебе она нравится, но ты не можешь ее добиться. И поэтому ты позволил себе некоторую вольность вчера. Ну допустим, не некоторую, а значительную. Но все это можно простить и забыть, как, я надеюсь, и поступят Рашфорды, если у них есть голова на плечах. Извинись перед ними, Гейб, или по крайней мере старайся держаться от них подальше. Уезжай из Лондона. Это самое лучшее, что может сделать порядочный человек на твоем месте.
– Но, – угрожающе проговорил Гейб, – меня здесь никто и не считает порядочным, Берти. Если я способен был соблазнить собственную мачеху, то для меня нет ничего запретного.
Сэр Альберт смотрел на друга со смесью жалости и презрения.
– Сейчас речь идет не о тебе. Будь я на твоем месте, я бы велел слугам принести большой кофейник очень крепкого кофе и большой таз с очень холодной водой, чтобы пару раз окунуть в него голову. Перед уходом я оставлю распоряжения. Всего хорошего, Гейб.
С этими словами Альберт пошел к двери.
– Счастливая женщина эта Розали Огден, – пробормотал граф. – Вместе с мужем она приобрела себе настоящую наседку.
Раздраженно хлопнув дверью, Альберт вышел из комнаты.
* * *
Граф Торнхилл откинулся на спинку кресла и уставился в стену прямо перед собой. Он закрыл глаза, но лучше ему не стало. Он никак не мог собраться с силами, чтобы встать, подойти к звонку и вызвать слугу. Впрочем, еще один графин бренди вряд ли бы ему помог. Он и так выпил немало. Даже слишком много. Бренди не спасло его от самого себя и от той правды, которая была известна только ему одному. И Керзи.
Сегодня днем Гейб сделал одно замечательное открытие. Оказывается, нечистая совесть и ее муки являются прекрасным противоядием к опьянению. Сколько бы он ни пил, желанное бесчувствие не наступало. Тело его становилось все пьянее, но сознание оставалось чертовски трезвым.
Едва ли он захотел бы бросить перчатку в лицо Керзи и удовлетвориться, запустив ему пулю между глаз или проткнув шпагой его лживое сердце. И дело здесь не в страхе быть убитым. Просто убить Керзи для Гейба не представляло труда, а следовательно, не было интересно. К тому же о причине дуэли вскоре стало бы известно (бог знает, каким образом распространяются слухи), и тогда снова вспомнили бы о Кэтрин, а Гейб не желал ей еще большего бесчестья.
