– Конечно, будут. Вальсы бывают на всех балах, если это только не бал в честь первого выхода девушки в свет.
– Надеюсь, – мечтательно проговорила Дженнифер, прижавшись щекой к коленям. – Я так счастлива, что нам вчера позволили танцевать вальс! Это был самый замечательный момент в моей жизни. Ну, скажем, один из самых чудесных.
– А мне пришлось танцевать с мистером Пайпером, – ворчливо проговорила Саманта. – Сказать, что у него обе ноги левые, – значит, незаслуженно обидеть левые ноги, Дженни.
Дженнифер засмеялась. Она выглядела сказочно счастливой, и так продолжалось уже несколько дней. Саманта и Дженнифер, казалось, поменялись ролями. Дженни сияла как солнышко, радость переполняла ее. Саманте же, наоборот, все время приходилось притворяться, что у нее прекрасное настроение и ничто не омрачает праздников сезона.
– Обидно, – посочувствовала Дженнифер. – А с кем бы ты хотела его танцевать? С кем, если бы могла выбирать?
«С Лайонелом», – подумала Саманта и сразу отругала себя за это. В саду леди Бромли лорд Керзи извинился перед ней за то, что произошло на балу. Он заявил, что не совладал с собой и забыл о том, что он джентльмен. И когда он катал ее в лодке, глаза его то и дело ловили ее взгляд. Когда он помогал ей сойти на берег, он задержал ее руку в своей на пару секунд дольше положенного, а потом пожал так, что Саманте стало больно.
– Хотел бы я, – сказал он тогда, – хотел бы я вновь забыть о том, что я джентльмен. Как бы я хотел, Саманта… – Голос его сошел на нет, но глаза смотрели с отчаянием безнадежности.
– Не знаю даже, – пожав плечами, ответила на вопрос сестры Саманта. – Может, я бы выбрала сэра Альберта Бойла? Или мистера Максвелла. Или мистера Симонса. Любого, у которого не обе ноги левые и есть чувство ритма.
Саманта беззаботно рассмеялась, но Дженнифер смотрела на кузину серьезно, без улыбки.
– Так значит, ты пока не определилась? Странно. Мне отчего-то казалось, что ты влюбишься без памяти в какого-нибудь необыкновенного красавца с доходом не меньше сорока тысяч фунтов в год после первого же бала. У тебя пруд пруди поклонников. И число их растет день ото дня. Но тебе, кажется, никто из них не пришелся по сердцу.
– Дай мне время, Дженнифер. Я найду себе жениха не хуже, чем Ла… лорд Керзи.
– Или граф Торнхилл, – сказала Дженнифер и покраснела. Опустив на колени другую щеку, она, полуотвернувшись от Саманты, добавила:
– Я имею в виду внешность.
Если бы только у этого Торнхилла не была такая ужасная репутация, вновь задумалась о своем Саманта. И если бы не было обручения. Кажется, Дженни ему нравится не меньше, чем он ей. Она же была с ним несколько раз наедине. Если бы Лайонел был свободен. Если бы только… Но пора было возвращаться к реальности.
– Вчера в «Олмаке» его не было. Не знаю, придет ли он на бал сегодня.
– Надеюсь, нет, – отрезала Дженнифер. – Знаешь ли, то, что о нем сообщила эта дурочка Клодия Симонс, – правда! Он действительно убежал с мачехой. Она была в положении, Сэм. А потом он бросил ее и ребенка в чужой стране. Можешь представить, он вернулся в Англию без них!
– Он… с женой собственного отца? – В голосе Саманты звучал неподдельный ужас. – О, Дженни, мы с тобой раскусили его тогда. Помнишь, мы назвали его Люцифером? Он и вправду сам дьявол, не так ли?
– Хотя, когда с ним разговариваешь, ничего дьявольского в нем не заметно, – сказала Дженнифер. – Он кажется приветливым и милым. Но ведь дьявол на то и дьявол, чтобы казаться праведником? Впрочем, я не хочу о нем говорить, Сэм. Сегодня будут вальсы, и я хочу танцевать с лордом Керзи и чувствовать его руку у себя на талии. Я хочу танцевать только с ним, танцевать целый час, без передышки. – Дженнифер закрыла глаза. – Я дождаться не могу вечера.
Саманте казалось, будто к ногам ее привязали чугунные гири и на спину взвалили мешок неимоверной тяжести. Она чувствовала это физически. «Лайонел, – мечтала она, – как я хочу танцевать с тобой сегодня!»
Внезапно Саманта возненавидела свою кузину. А затем и себя. А затем Лайонела. Если он испытывал к ней чувства – а Саманта не сомневалась, что так оно и было, – как мог он планировать брак с Дженни? Но он сам стал невинной жертвой уговора, совершенного пять лет назад, когда ему было всего двадцать лет.
