Однако самое удивительное заключалось в том, что от этой хрупкой фигурки исходила некая сила, магию которой Эдварду очень хотелось бы разгадать. В конце концов, надо же было чем-то заняться в ожидании Ивонн…
– Добрый вечер, дорогая, – негромко произнес он.
Девушка вздрогнула, пронзила его настороженным взглядом и стиснула пальцами края ванной.
– Я вам не дорогая.
Эдвард слегка опешил от такого ответа. Где это видано, чтобы в шикарном доме свиданий девица грубила мужчине? Вероятно, она тут совсем недавно, и мадам успела отмыть ее, но еще не успела как следует выдрессировать.
Но, с другой стороны, она говорила резко, отрывисто, но очень правильно. То есть явно происходила не из какого-нибудь провинциального захолустья и не из трущоб лондонского Ист-Энда.
И она смотрела на него своими огромными фиалковыми глазами, в которых отражался страх. Да-да, в ее прекрасных глазах был животный страх и вызов.
Эдвард не помнил, когда ему случалось пребывать в такой растерянности. Оно и понятно – не каждый день входишь в комнату и видишь голую, насмерть перепуганную и чрезвычайно враждебную дикарку.
– Уходите, – процедила она, едва разомкнув бледные губы.
– Как вам будет угодно, – сказал Эдвард. И вдруг обнаружил, что не может пошевелиться.
Эта девушка словно околдовала его. Впервые за долгие годы, глядя на женщину, он испытывал живой и неподдельный интерес без примеси плотского желания.
– Уходите! – повторила она и резким движением поднялась на ноги. Очевидно, он был не первый мужчина, видевший ее обнаженной. Она даже не пыталась прикрыть наготу или отвернуться. Только опустила глаза и замерла как натянутая струна, звенящая от яростного напряжения.
Эдвард не имел привычки навязывать свое общество кому бы то ни было, тем более беззащитной женщине. Он понимал, что должен немедленно удалиться. Понимал – и продолжал стоять как вкопанный. Он твердо решил, что не уйдет, пока не узнает, кто она и откуда. Ему надо было это знать – не просто надо, а необходимо.
И еще ему хотелось бы знать, что за мерзавец довел бедняжку до такого состояния. Черт побери, ее явно морили голодом! И не только. На истощенном теле повсюду расплывались синяки, видимо – следы побоев. При мысли о такой жестокости Эдвард на секунду зажмурился, чтобы унять вспышку охватившего его гнева.
Между тем худосочная нимфа проворно выбралась из ванны и устремилась к камину. Она попыталась схватить кочергу, но поскользнулась на мраморном полу и потеряла равновесие. Сорвавшись с места, Эдвард поймал ее – и очень вовремя. Еще немного, и она ударилась бы виском о каминную решетку. И тогда, скорее всего, погибла бы.
Он осторожно обнял девушку и не торопился выпускать, чтобы дать ей время отдышаться. А она прижала ладони к груди, защищаясь от соприкосновения с ним. Ее плечи поникли, а фиалковые глаза потемнели от безысходного отчаяния.
– Вы собираетесь мучить меня? – прошептала она, глядя на него, словно раненая лань на охотника.
Эдвард чувствовал, как билось ее сердце, и видел, как пульсировала голубая жилка на ее тонкой шее. У него перехватило дыхание от волнения, жалости и… робкой надежды. Может, она послана ему самим провидением? А может, ему удастся помочь ей? Может, с ее появлением его жизнь наконец-то обретет смысл?
– Нет, – прошептал он, не узнавая собственного голоса, – я не буду вас мучить. Никто не будет. Никто и никогда.
– Я вам не верю, – ответила она с горечью.
Эдвард вздохнул. Нимфа не верила ему, потому что боялась. Ему хотелось вечно держать ее в объятиях, но еще больше хотелось завоевать ее доверие. Чтобы продемонстрировать чистоту своих намерений, он опустил руки и отпустил на шаг.
Более того, Эдвард Томас Уильям Барронс, герцог Фарли, циник до мозга костей, скромно отвернулся и устремил взгляд на узорчатый персидский ковер.
– Поверьте, я не сделаю вам ничего дурного.
Вместо ответа он услышал короткий металлический звон, а затем – быстрые легкие шаги и шуршание ткани. После чего воцарилась тишина.
Эдвард терпеливо ждал. Неужели она полагала, что от него так легко отделаться? Нет, вряд ли она была настолько наивна.
