Эдвард сосредоточил взгляд на предмете своих дум. Густые тени ложились на бледный овал ее лица, походивший на сияющую луну. Загипнотизированный этим зрелищем, он подумал о том, что безумно хотел бы дотронуться до нее, прижать к себе… и никогда не отпускать.
До сих пор Эдварду не доводилось испытывать ничего подобного. Но ведь Мэри не походила на других женщин… Она была особенной. А может, стоило сделать так, чтобы она увидела в нем не только покровителя, но и мужчину? Возможно, тогда бы она захотела его именно во втором качестве.
– Эдвард… – позвала Мэри и нежно коснулась пальцами его руки. – Все в порядке?
Прикосновение было приятным, но Эдварду хотелось большего. Но он напомнил себе, что нельзя ее торопить. Ему не хотелось, чтобы Мэри была с ним лишь из чувства признательности.
Шумно вздохнув, герцог ответил:
– Все хорошо.
– Но тебя что-то угнетает…
– У всех есть призраки прошлого.
Эдвард вовсе не хотел раскрывать перед ней душу. Он уже и так рассказал о себе слишком много – о детстве и о родителях. Никогда еще герцог Фарли не говорил кому-либо о том, что в его душе до сих пор жил несчастный маленький мальчик, которого не любили родители. Однако Мэри удалось пробиться сквозь его броню и узнать тайну. И теперь он сожалел о сказанном. Нельзя было допускать такой глупой ошибки.
– Да, ты прав. – На лице Мэри играла загадочная улыбка. Она расправила складки своего нового платья сапфирового оттенка. – Спасибо тебе. Приятно снова носить вечерние платья, а не старое тряпье.
– Я рад за тебя. – Эдвард помолчал. – Знаешь, я смотрел на тебя, когда мы были у модистки, и не верил своим глазам. Выбирая платья, ты словно излучала уверенность.
В груди Эдварда рождалось новое, неведомое ему ранее чувство – не радость покупки платья для очередной куклы, но удовольствие, которое он испытывал, наблюдая, как его новая кукла оживает и сама выбирает себе наряд. И Мэри лично выбирала каждый отрез тесьмы и каждую пуговку. В результате выяснилось, что она обладала превосходным вкусом. Такой вкус и внимание к деталям прививаются с детства. Очевидно, ее мать была не только известной куртизанкой и светской львицей, но вдобавок и тонкой артистичной личностью и прекрасным образцом для подражания.
Лицо Мэри осветилось веселой задорной улыбкой, мгновенно покорившей Эдварда, уже и так терявшего самообладание.
– Я люблю выбирать себе платья, – ответила она. – Когда выбираешь сама, чувствуешь себя особенной…
Его сердце замерло на секунду – такой ошеломляюще красивой была сейчас Мэри.
– Ты и есть особенная. А платья – лишь одежда. Но я очень рад, что они поднимают тебе настроение. О, вот и приехали…
Экипаж остановился у парадного входа. В следующее мгновение кучер ловко спрыгнул с козел и опустил миниатюрную лесенку у выхода из кареты. Затем дверца кареты открылась, и Мэри увидела перед собой протянутую руку слуги. Она тотчас подала ему руку, обтянутую новой белоснежной перчаткой с жемчужными пуговицами, и, спустившись, зашагала к ступенькам.
Эдвард посмотрел ей вслед, любуясь ею. Мэри была великолепна. И какой же мерзавец этот Даннкли, упрятавший ее в приют, причинивший ей столько боли и страданий. Но теперь Мэри вновь обретала уверенность в себе и была прекрасна как возродившаяся феникс.
Улыбнувшись, Эдвард последовал за своей спутницей. В доме уже горели огни, но здесь, на подъездной дорожке к особняку, было темно. Обычно над входной дверью мерцал газовый фонарь, но сейчас он не был зажжен, и все вокруг утопало во тьме. Через минуту-другую глаза Эдварда привыкли к темноте, и он, догнав Мэри, схватил ее за локоть. Она вздрогнула от неожиданности и резко повернула голову.
– Пожалуйста, никогда так не делай. Ты так меня…
– Подожди, – перебил Эдвард. Теперь он отчетливо видел, что на ступеньках что-то лежало. – Быстро в карету! Сейчас же!
– Но что… – Мэри замерла, всматриваясь в темноту. – О боже! – воскликнула она и бросилась к дому.
– Стой! – закричал герцог.
Но девушка уже его не слышала. Ни секунды не думая о собственной безопасности, она подбежала к лестнице и взлетела вверх по ступенькам к чему-то… издали напоминавшему кучу тряпок. Мэри замерла на мгновение, а затем…
