«Марциал всегда был готов за небольшую мзду написать что угодно и кому угодно», — сказал один известный литератор. Подобное мнение представляется абсолютно несправедливым. Можно только догадываться, какой блестящей репликой парировал бы Марк Валерий подобное заявление. Примерно такой: «Стряпчий какой-то стихи, говорят, мои щиплет. Не знаю. Но коль узнаю, кто ты, стряпчий, то горе тебе!»
Тема «Двенадцати книг эпиграмм» — жизнь во всевозможных ее проявлениях, будь то мастерство — литераторов и парикмахеров, виноделов и чеканщиков — змеи и рыбы на кубках и чашах работы Ментора и Фидия кажутся живыми, а изображенная современником Венера, напротив, оскорбляет его вкус… Марциал всецело живет настоящим и наслаждается им как истинный художник. Все он подмечает и сейчас же зарисовывает смелыми и яркими чертами. Эти краски не меркнут вот уже больше девятнадцати столетий.
Проведите небольшой эксперимент, читатель: сравните-ка «Книги эпиграмм» и писания современных сатириков. Уверяю вас, у поэта вряд ли найдутся достойные соперники. Помните, у Эльдара Рязанова в фильме «Гараж» есть великолепная реплика:
— Я занимаюсь современной сатирой…
- Да? Тогда у Вас потрясающая профессия: Вы изучаете то, чего нет!..
«Он все видел и все описал: блюда и обстановку богатого пира и убогого угощения, наряд щеголя и убранство гетеры, тайны римских терм и спален, все прельщения и разврат театров и цирка, вакханалии Субуры и ужасы Колизея…» — заметил А. Олсуфьев.
Марк Валерий прекрасно знал себе цену, и говорил о других авторах, переработавших мифологические сюжеты в безжизненные творения: «Хвалят их, я признаю, ну а читают меня!»
Что ж, отправимся вместе с жизнелюбом и острословом Марком Валерием Марциалом в кварталы римской бедноты, где как раз и находилась улочка Субура — обитель продажных женщин.
Сидит стригунья у Субуры при входе,
Где палачей висят кровавые плети.
У Аргилета, где сапожников куча.
Не занята, однако, Аммиан, стрижкой
Стригунья эта. Ну а чем? Дерет шкуру.
(Опять-таки, по созвучию обращает на себя внимание символическое совпадение названий «улицы увеселения» с именем некой легендарной травы сабура. Из нее, как уверяют, изготавливали десятки лекарств, причем некогда широко распространенных и хорошо известных. Впрочем, в лекарствах тогда, кажется, было куда меньше нужды, чем теперь, на исходе XX века.)
Далеко не все «девушки» этого небольшого древнеримского квартала были красивы:
В ночь я могу четырежды, но и в четыре-то года,
Право, с тобой не могу я, Телесилла, хоть раз.
В таких случаях призывали на помощь испытанные средства, известные в народной медицине. Стоили травы недешево:
Ты уж давно перестал, Луперк, на девчонок бросаться,
Что ж ты, безумец, скажи, хочешь взбодриться опять?
Не помогают тебе ни эрука, ни лука головки,
Ни возбуждающий страсть чабер тебе ни к чему,
Начал богатствами ты соблазнять невинные губы,
К жизни, однако, и так вызвать Венеру не смог.
Кто же удивится, Луперк, кто же может тому не
поверить,
Что неспособное встать дорого встало тебе?
Судьбы женщин, попавших сюда, складывались очень по-разному. Главным для них было выманить у клиентов побольше денег. Этим искусством они владели довольно неплохо:
Требуешь, Лесбия, ты, чтобы вечно я был наготове,
Но ведь, поверь мне, не все можно всегда напрягать.
Пусть и руками и словами меня обольщаешь,
Противоречит тебе властно твое же лицо.
Иметь любовную связь одновременно не только с продажными женщинами, но и красивыми мальчиками и подростками (в первую очередь атлетами и гимнастами, борцами) не считалось чем-то зазорным. В греческом и римском обществе спортсмены занимали место нынешних кинозвезд. Читаем у Марциала о размолвке с возлюбленным:
