Марина взглянула на него, что-то припомнив.
– Как вы сказали – сразу пошла купаться? В корпус не заходила?
– Да нет же, так и побежала, как была. Отдала мне ключ от корта, мяч, ракетку и побежала.
Марина припомнила – да, верно, со вчерашнего дня Лена все время пропадала на корте. В пансионат возвращалась только на обед, потом принимала душ и снова спускалась вниз – «загар полировать», как, смеясь, говорила она. Вчера после обеда Лена на часок зашла к ней. Они поболтали, Лена достала привезенную из Москвы бутылку венгерского рислинга. Ей не сиделось на месте, от нее так и полыхало жаром солнца, которым за день пропиталась кожа. Потом Лена сказала, что опять идет «лупить». Хотя играла она отвратительно, но готова была бить мячом о стенку хоть до полуночи. А сегодня даже на ужин не пошла, хотя Марина сходила на корт, позвала ее. Но та едва обернулась. Скакала по синему прорезиненному покрытию на крепких загорелых ногах. Ее медные волосы прилипли к раскрасневшимся щекам, глаза сердито и азартно блестели. Она пучила губы и с отмашкой била по мячу тяжелой, не по руке, ракеткой. Крикнула, что есть не хочет, пусть Марина идет одна. И больше в пансионат не возвращалась.
И тут словно ледяной ветерок дунул вдруг на Марину: она поняла, что в номере сестры после ужина кто-то был! Кто-то отпер соседнюю дверь, ходил там, скрипел дверцей шкафа, гремел вешалками – это она слышала совершенно ясно, между стенными шкафами была деревянная перегородка, а не капитальная стена. И в то же время на корте не умолкал – теперь она это ясно вспомнила – стук мяча. Сразу после ужина она слышала одновременно два звука, которые могла производить только Лена, – шум в ее номере и стук мяча на корте! Но значит, в номере была не она… В течение пятнадцати минут в номере у Лены кто-то был – и этот кто-то очень торопился, потому что Марина, слушая тогда эти звуки, подумала вскользь, что Лена куда-то спешит как на пожар, уж не нашла ли себе кавалера…
Только сейчас она по-настоящему ощутила ужас, связав звуки в номере сестры с картинкой, которая явилась ей этим вечером на террасе под зеленым светом фонаря. Лена, которая плавала как рыба, могла плыть по такой речушке сколько душе угодно, зная, что в любой момент может встать и достать ногами дно… А тот человек, который был у нее в номере, – кто он такой? И где он сейчас? Может быть, в одном из этих полуосвещенных длинных коридоров, где не встретишь ни души? И она поняла, что не решится отойти от освещенной стойки, вернуться обратно в эти коридоры, пустые гостиные, не сможет без страха войти в свою комнату… «Надо сказать кому-то, что в номере у Лены кто-то был, – мелькнула у нее мысль. – Но кому? Портье? О Господи, а ведь я сейчас боюсь даже его…»
– Скажите, существует другой вход в пансионат? – вместо этого спросила она. – Кроме главного?
– Ну конечно, – кивнул портье. – Служебный вход, он открыт весь день. И задняя лестница тоже кончается дверью на лужайку.
– Она открыта?
– Днем открыта, вечером я ее запираю.
– Приблизительно во сколько?
– Заднюю лестницу – сразу после ужина, отдыхающие обычно пользуются ей, чтобы сократить путь к речке или на корт. Ну а после ужина туда, как водится, никто уже не ходит. А служебный вход – в одиннадцать.
– И сегодня вы заперли заднюю лестницу сразу после ужина?
– А почему вы спрашиваете? – встревожился портье.
– Просто мне показалось, что Лена все же возвращалась после ужина в свой номер. А вы говорите, что ее не видели. Значит, она прошла тем путем.
Портье призадумался:
– Вы говорите, что видели свою сестру в корпусе сразу после ужина? Тогда одно из двух: или она прошла через заднюю лестницу как раз тогда, когда я пошел ее запирать, или через главный вход в то время, когда я ее уже запирал. Да, конечно, так мы могли разминуться.
– А служебный вход?
– Он находится сбоку здания, в стороне от корта… Те, кто хочет туда пройти, им обычно не пользуются, – для этого пришлось бы сделать крюк…
– И все же им можно пройти?
– Да, конечно. Но почему вы спрашиваете?
Марина, желая замять разговор, распечатала пачку сигарет. Портье поднес ей зажигалку.
