|
| Of physical life they lived very little. | Иных, кроме духовных, забот у них не было. |
| She had to superintend the house. But the housekeeper had served Sir Geoffrey for many years, arid the dried-up, elderly, superlatively correct female you could hardly call her a parlour-maid, or even a woman...who waited at table, had been in the house for forty years. | На Конни вроде бы лежало все домашнее хозяйство... но и им занималась экономка, долгие годы прослужившая еще при сэре Джеффри. Высохшая, безупречных манер и поведения... такую даже горничной неудобно назвать или застольной прислужницей. Ведь она в доме уже сорок лет! |
| Even the very housemaids were no longer young. | Да и служанки долгие-долгие годы при усадьбе. |
| It was awful! | Ужас! |
| What could you do with such a place, but leave it alone! | Уклад усадебной жизни неколебим. Лучше и не трогать. |
| All these endless rooms that nobody used, all the Midlands routine, the mechanical cleanliness and the mechanical order! | Пусть себе стоят многочисленные комнаты (куда хозяева и не заглядывают), и пусть наводят там столь привычную и столь же бессмысленную чистоту и порядок - так заведено в этих краях. |
| Clifford had insisted on a new cook, an experienced woman who had served him in his rooms in London. | Клиффорд, правда, вытребовал себе новую повариху, эта искусная стряпуха готовила ему еще в Лондоне. |
| For the rest the place seemed run by mechanical anarchy. | А в остальном в доме царила особая анархия, бездушная и механистичная. |
| Everything went on in pretty good order, strict cleanliness, and strict punctuality; even pretty strict honesty. | Все совершалось в определенной последовательности, все было расписано по минутам. Честность слуги блюли не менее строго, чем чистоту. |
| And yet, to Connie, it was a methodical anarchy. | И все же за таким бездумно-бездушным распорядком виделась Конни анархия. |
| No warmth of feeling united it organically. | Ибо только теплом и лаской можно связать воедино и наполнить смыслом все эти ритуалы. |
| The house seemed as dreary as a disused street. | А пока что дом жил уныло и безотрадно, словно забытая улица. |
| What could she do but leave it alone? | Могла ли Конни что-либо изменить? |
| So she left it alone. | Нет, пожалуй, лучше ничего не трогать. Так она и поступила. |
| Miss Chatterley came sometimes, with her aristocratic thin face, and triumphed, finding nothing altered. | Изредка наведывалась сестра Клиффорда; на ее худощавом породистом лице всякий раз запечатлевалось нескрываемое ликование: в доме все по-прежнему! |
| She would never forgive Connie for ousting her from her union in consciousness with her brother. | Нет, вовек она не простит Конни, ведь та порушила ее духовный союз с братом. |
| It was she, Emma, who should be bringing forth the stories, these books, with him; the Chatterley stories, something new in the world, that they, the Chatterleys, had put there. | Эмма первой привозила и только что вышедшие в свет рассказы Клиффорда. Несомненно, это новое слово в литературе, и принадлежит оно роду Чаттерли - единственное мерило ценности для Эммы. |
| There was no other standard. There was no organic connexion with the thought and expression that had gone before. | Все мыслители и писатели прошлого не в счет. |
| Only something new in the world: the Chatterley books, entirely personal. | Ценится в мире только новое, а новое - это книги Чаттерли, столь доверительные и интимные. |
| Connie's father, where he paid a flying visit to Wragby, and in private to his daughter: As for Clifford's writing, it's smart, but there's nothing in it. It won't last! | Заезжал в Рагби и отец Конни. Разговаривая с дочерью с глазу на глаз, он так отозвался о рассказах Клиффорда: "Пишет умно, да только копнешь, а внутри пусто. Бабочки-однодневки его рассказы!" |
| Connie looked at the burly Scottish knight who had done himself well all his life, and her eyes, her big, still-wondering blue eyes became vague. | Конни глядела на отца - дородного шотландского дворянина, обратившего всю жизнь лишь себе на пользу, - и ее большие, еще по-детски изумленные голубые глаза затуманивались. |
| Nothing in it! |
