Взволнованная, я хранила молчание.
Слова Оливера содержали ужасную угрозу моему счастью.
— Иди ко мне, — сказал он, бросив на меня взгляд, с которым я так часто буду встречаться позже. Взгляд непроницаемый, похожий на темный бархат глубокой ночи.
Я бросила хлеб, сама не знаю куда, возможно, в огонь, и подошла к нему как под гипнозом. Он взял меня за руку и, потянув вниз, заставил опуститься на колени перед ним.
— Анна, — сказал он глухим голосом, — надо, чтобы ты узнала, кто я есть на самом деле.
Мое сердце билось так тяжело, что становилось трудно дышать.
— Анна… я — авантюрист.
Я уронила голову на его руку. С шестнадцати лет мне было запрещено плакать. Это считалось дурным тоном. И все же несколько круглых слезинок выкатилось из уголков глаз — единственное, что я смогла себе позволить в тот вечер.
— Почему ты плачешь? — спросил меня Оливер с такой нежностью, что я уронила еще дополнительно три или четыре слезинки.
— Оливер, ты собираешься меня покинуть, — произнесла я, высказывая вслух самое страшное опасение.
— Расстаться с тобой? Наоборот! — пылко воскликнул Оливер.
Эта загадочная фраза меня несколько утешила.
— Это ты меня можешь покинуть, — тихо добавил он, лаская мои волосы, как привычно гладят домашнего зверька.
Я прижалась к нему и спрятала лицо на его груди.
Смогу ли я отныне жить без него? Однако этот вопрос оказался преждевременным. Несколько секунд спустя я уже знала все или почти все.
Итак, Оливер оказался авантюристом. Должна сказать, что эта новость меня взволновала меньше той, что он художник…
Несколько минут мы молчали. Я не осмеливалась нарушить тишину. Именно тогда я спросила у самой себя: что же это значит — быть авантюристом?
Оливер не дал мне времени для решения, сам все объяснил.
Он надеялся с моей помощью получить неслыханное богатство. Я была потрясена, ужасно напугана… и польщена. Я все могла подумать, кроме этого. Предполагала, что он шпион, торговец наркотиками крупного масштаба или контрабандист. Но чтобы Оливер торговал моими прелестями… Я и впрямь не могла об этом подумать.
— Так что ж, — спросила я, еле сдерживаясь, — ты меня выбрал для этого?
— Да, — храбро ответил Оливер.
Инстинктивно я отшатнулась от него, как будто хотела защититься от удара. Оливер бросился ко мне.
— Анна, я тебя люблю. Ты — моя жизнь. Я хотел бы реализовать свои честолюбивые замыслы с тобой и для тебя. Мое честолюбие ужасно, оно пожирает меня, — добавил он, пристально глядя себе под ноги, как будто увидел это честолюбие там, подобное опасной змее. — Никакая сила в мире не могла бы быть для меня одновременно любовью и инструментом для достижения моих замыслов. Ты все для меня, ты не можешь понять глубинного смысла этих слов, но это правда! Я тебе клянусь, что это правда.
Он замолчал на несколько секунд, и я утонула в его черных глазах.
— Как ты могла подумать, что я не люблю тебя? — обиженно сказал он. — Ты фантастически прекрасна…
Мне безумно хотелось поверить в любовь Оливера! «Лучше плохая погода, чем никакой» — гласит старинная английская пословица. Уж лучше вот такой Оливер, чем жить без Оливера.
— Но я считала, что ты хорошо зарабатываешь живописью.
— Речь идет не о большом количестве денег, — сказал Оливер с чувством отвращения. — Речь идет о состоянии.
Тогда я осмелилась привести несколько слегка устаревших аргументов в защиту простой, достойной и честной жизни.
— Но за такую жизнь надо рассчитываться из собственного кармана, — возразил Оливер, — а у меня, к сожалению, нет средств.
Тогда я извлекла на свет божий прах своих предков корсаров и их жен, умевших так ловко угождать венценосным монархам. Сказала ему о своем рафинированном образовании, а также о своих надеждах на успех.
— Да, — согласился Оливер, — ты создана для успеха. Послушай, Анна, — продолжил он, усаживая меня к себе на колени, — ты ведь необычная женщина, ты совсем не похожа на глупую, ограниченную и сентиментальную индюшку. Ты же не собираешься продолжать эту мещанскую жизнь долгие годы? Ты создана для борьбы, для триумфа, ты способна одержать верх, используя женские чары!
Мне показалось, что я слышу раскаты пушек на пиратском корабле моего предка.
