Игнорируя участившийся пульс, она вежливо улыбнулась и спросила:
– Я могу быть чем-нибудь тебе полезна?
Едва выговорив эти слова, она поняла, что совершила ошибку. Медленная плотоядная улыбка Слоала сказала ей, о чем он думает. Вздернув подбородок и сердито прищурившись, она бросила ему взглядом вызов: пусть только посмеет высказать свои мысли вслух!
Слоан вразвалочку вошел в комнату, пробормотав:
– Лапушка, тебе нужно быть осторожнее в словах. Некоторые мужчины могли бы принять их за приглашение к действиям… самым различным.
– Но поскольку ты к таким мужчинам не относишься, – отозвалась она подбоченясь, – мне тревожиться не о чем. Не так ли?
– Не испытывай судьбу.
– Ладно, Слоан… Чего ты хочешь? Мы уже распрощались, и я не знаю, о чем нам еще говорить… У меня нет времени на игры.
Он неотрывно смотрел на нее, размышляя, как же она прелестна: даже в грязных джинсах и заляпанной лиловой майке не по росту. Джинсы плотно облегали ее бедра и попку, а майка, несмотря на слишком большие размеры, никак не скрывала грудь. Под майкой на ней явно был надет бюстгальтер, и Слоан мрачно подумал, что человека, придумавшего это стискивающее орудие пытки, следовало бы удавить. В его голове возникла картина ее сочной груди и вздернутых сосков цвета спелой малины, и тело мгновенно откликнулось на этот образ. Так как было маловероятно, что она сейчас с радостью встретит его ухаживание, он подавил бурную реакцию и попытался вести себя цивилизованно.
Скромно улыбаясь, он спросил:
– А почему, собственно, я должен чего-то хотеть от тебя? Может, я просто зашел поблагодарить за ленч. Что скажешь на это?
– Поэтому и зашел?
Он поскреб щеку и с веселыми искорками в глазах признался:
– Нет. Я пришел пригласить тебя на обед в пятницу вечером.
Шелли удивилась:
– Это что, как бы на свидание? – В глазах ее засветились настороженность и любопытство.
– Ну да. Почему бы нет?
– Потому что это будет пустая трата времени, – пробормотала она. – Я понимаю, что случившееся в субботу может навести тебя на мысль, что я легко воспринимаю такие… отношения, но это не так. И если ты ищешь просто легкодоступную девицу… это не ко мне.
Его лицо помрачнело. Он решительно подошел к ней, буквально загнав к шкафу.
– Лапочка, ты переоцениваешь свои прелести… Если бы я хотел всего лишь переспать с кем-то, поверь, вокруг достаточно женщин, которые согласились бы лечь ко мне в постель без малейших усилий с моей стороны.
– От скромности ты не умрешь, – фыркнула Шелли. Дыхание ее участилось, стало прерывистым. Возбуждение нарастало. Он всегда так на нее действовал, и она ненавидела себя за этот невольный отклик тела… и его за то, что он мог легко вызвать в ней неудержимое желание броситься к нему в объятия. Снова.
Он ухмыльнулся:
– Боллинджеры всегда знали себе цену. – Он провел тонким пальцем по ее щеке. – Мы всегда знаем, чего хотим… и обычно добиваемся этого.
– А мне-то какое дело? Мне что, нужно бояться, остерегаться или что-то еще? – вызывающе бросила она.
Слоан придвинулся к ней еще ближе. Она оказалась зажатой между металлическим шкафчиком и его телом.
– Угу, лапушка. Прими это как предостережение. – Он нагнул голову, так что его жаркое дыхание ласкало ее ушко. – Я хочу тебя, Шелли. Суббота ничего не изменила между нами. – Его губы легко, как мотылек, скользили вдоль ее лица. – Она лишь многое для меня прояснила. Заставила понять, чего же я хочу на самом деле… Оказалось, тебя.
Шелли стало трудно дышать, сердце стучало как бешеное. Его рот был так близок, так заманчиво соблазнителен… Она боролась с желанием броситься ему на шею, прижаться губами к его рту.
– Неужели? – с трудом выговорила она.
– Да, милая. – Он поднял голову и улыбнулся ей, глядя сверху вниз. – Так и есть. Значит, ты пообедаешь со мной вечером в пятницу?
Она только рассмеялась от этой непробиваемой чисто мужской самоуверенности и с силой оттолкнула его.
– Убирайся, Слоан. Повторяю, у меня нет времени на игры.
Он позволил ей оттолкнуть себя, но затем, вертя шляпу в руках, тихо сказал:
– Никаких игр, Шелли. Давай начнем все сначала. Оставим все наши недоразумения в прошлом и посмотрим, что выйдет на этот раз. Мы больше не дети. Мы взрослые и не можем поступать опрометчиво.