Шестое чувство и некоторый опыт подсказывали, что та, которая только что мышкой выглянула из ванной с покрасневшими заплаканными глазами, шмыгающим носом, тщетно пытающаяся придать лицу независимый вид, — вовсе не Та. «И лицо у нее какое-то глуповатое», — с презрением подумал он.
— Прости, — тихо произнесла она.
Только этого не хватало, она еще и извиняется!
— Я так испугалась… Я, наверно, вела себя, как дура.
— Есть немного.
Она легонько шлепнула его по руке. Он машинально привлек ее к себе.
— Так эти тетки нас видели? — спросила она часом позже, когда они без сил откинулись на подушках.
— Не знаю.
— Тогда думаю, что нет.
— Не уверен. — Саймон страдальчески вздохнул, явно не желая развивать эту тему.
— Ты самый лучший любовник на свете. Ты такой нежный, ты всегда знаешь, как сделать мне хорошо. Ты все знаешь.
Он подавил зевок.
— Дай сигарету, пожалуйста.
Когда она потянулась к тумбочке возле кровати, он не удержался и слегка куснул ее за руку.
— Эти дамы, они из Данстейбла? Невероятное совпадение! Оказаться в Фонтенбло в один день с нами…
— Одна живет в Лондоне, а другая… — он прикурил сигарету и резко выдохнул дым, — другая в Париже.
— Ты серьезно? А что она тут делает?
— Ничего.
— Ну правда…
— Нет, она действительно ничего не делает. Есть такое занятие — ничего не делать. Вот ты секретарь, я директор, а Моника ничего не делает. Когда-то они вместе с моей женой снимали квартиру. И с тех пор дружат.
— Ты любишь ее, да? — Шаловливый пальчик Рут вернул его к действительности.
Врать не хотелось. Нарушать установившееся было хрупкое равновесие — тоже. Он молча курил.
— Так вы давно знакомы?
— Двадцать лет.
— Чуть больше, чем я живу на свете.
— Моника, она всегда была не от мира сего. Линда ненадолго сбегала замуж… Бр-р. Даже вспоминать не хочется. А Моника… по ней сразу было видно, что семейная жизнь не для нее.
— Как это? Она что, калека? — Иной причины не выйти замуж Рут не представляла. Найти себе спутника жизни, с ее точки зрения, было главной целью в жизни женщины. Не услышав ответа, она, замирая от собственной храбрости, шепотом спросила: — Или лесбиянка? Ой… я ничего такого в виду не имела.
— Бог ее знает. Самое забавное, что все то время, что они жили на Оукмор-роуд, Моника увлекалась одним из авторов, с которым работала. Старый профессор Эллисон. Мы хихикали, а потом он умер и оставил ей все, что у него было. Лет пятнадцать назад. С тех пор она живет в Париже.
— Грязный старикашка!
— Не знаю — и никогда не знал, так это или нет. Моника никогда не распространялась на эту тему. Но одно несомненно — ее увлечение стариком было взаимным.
— И когда она стала… бросила работу?
— Она уволилась из издательства и переехала в Париж. Вот и все. И, похоже, ни разу не пожалела об этом.
— И никогда не…
— Может, все-таки пойдем поедим?
Они нашли чудный ресторанчик возле гостиницы и… Вспышка раздражения прошла, к Рут вернулось хорошее настроение, такой она ему всегда нравилась. Он почувствовал, что в нем вспыхнуло желание. Видать, не судьба ему сейчас произнести прощальные слова. Впрочем, оно и к лучшему. Зачем портить человеку последний вечер в Париже, к чему лишние слезы?.. Об этом можно сказать и в самолете, если она сама раньше не догадается.
Рука об руку, они вернулись в гостиницу. В каком-то унылом оцепенении снова занялись любовью. Еще по сигарете, привычное нежное воркование — и она уснула в его объятиях. К нему сон не шел. Он думал о Ричелдис, о ее добром, открытом, чувственном лице. Иногда в полусне он представлял ее голову рядом на подушке, буквально слышал, как они обсуждают какие-то домашние проблемы, говорят о детях… Для его нынешней подружки подобный разговор звучал бы абсолютной бессмыслицей. Он подумал о Маркусе и понял, что больше всего хотел бы сейчас очутиться в Сэндиленде, помогая Ричелдис ухаживать за ним. Он подумал с запоздалым раскаянием обо всем вранье, которое ему предстоит нести по поводу этой поездки «на конференцию». И еще он подумал со смешанным чувством жалости, презрения и изумления — поскольку мысли о добродетели всегда вызывали в нем ощущение чуда — о том, с каким выражением бесконечного доверия на лице его жена будет выслушивать всю эту чушь.
