Когда он рванулся к ним, сцена внезапно распалась. Инес встала на ноги и побежала вдоль пляжа, а Скрофо повернулся и с важным видом пошел в противоположном направлении. Рука Ника вцепилась в нож, который был в его кармане, и он последовал за Скрофо.
– Ник! Ради Бога, где ты? Скоро рассвет. Поторопись. – Громкий голос Блуи вернул Ника к реальности. Глядя, как приземистая фигура «борова» исчезает в ночи, он встряхнул головой, чтобы рассеять наваждение, и, еще больше ненавидя Скрофо, быстро зашагал к съемочной площадке.
На следующий день вечером в своем офисе Скрофо попытался сказать Нику и Блуи, что Инес была проституткой. Блуи с отвращением посмотрел на него.
– Ты несешь чушь и мерзость, – сплюнул Блуи. – Ты грязный человечишко, малыш Хьюби.
Ник внезапно пришел в неистовую ярость.
– Послушай, ты, сальная головка, – прорычал он, схватив итальянца за полные плечи, – никогда не говори так о женщине, о любой женщине… ни в моем присутствии, ни перед кем-нибудь другим, ты понял, мать твою? Умберто внезапно по-настоящему испугался: руки Ника были на его шее, в его хриплом голосе звучала дикая ненависть, он все сильнее сжимал жирную шею Скрофо.
– Ты, гнилая тварь, – орал он. – Ты осмеливаешься говорить о проститутках. Ты сам проститутка, ты кусок дерьма. Что ты сделал с теми людьми, что ты сделал с ними… – Его голос сорвался, давление усилилось… Лицо Скрофо стало темно-красным, глаза начали вылезать из орбит.
Перед Ником стояло лицо матери. Ее спокойная красота и доброта были погублены этим ублюдком. Сейчас он убьет его. Он избавит мир от этой грязи. Глаза Ника были закрыты, а руки, сжимавшие горло Скрофо, сдавливали его все сильнее.
Блуи увидел, что Хьюберт теряет сознание.
– Ради Бога, Ник, брось. Он не стоит этого, – крикнул Блуи, пытаясь оторвать друга от слабеющего итальянца. Перемена в человеке, который, несмотря на все трудности на съемочной площадке, всегда контролировал себя, был спокоен при любых обстоятельствах и почти никогда не терял головы, вызывала у него ужасную тревогу.
– Остановись, Ник, ради Бога, остановись! Ты навредишь самому себе, – кричал Блуи, – возьми себя в руки, парень, ты должен прийти в себя.
Когда голос Блуи прорвался в сознание Ника, он отпустил шею Скрофо и рухнул на стул. Дыхание у него было частым, лицо искажал гнев. Блуи понял, что, если бы он не вмешался, Ник мог убить Умберто. То же самое думал и итальянец. Его короткие толстые руки осторожно массировали покрытое кровоподтеками горло. Пальцы Ника оставили на нем синевато-красные следы.
– Господи, парень, успокойся, – сказал Блуи и быстро палил ему шотландского виски.
Ник оттолкнул виски, и его горящие глаза остановились на Скрофо.
– Проваливай отсюда, вонючая свинья, – прошипел он хриплым дрожащим голосом. – Я сделаю этот проклятый фильм. На съемочной площадке я сделаю все, что мне скажет эта идиотская студия. Но чтобы при мне ты никогда не говорил об этой женщине или о какой-нибудь другой, иначе я буду сжимать твою жирную шею до тех пор, пока у тебя не вылезут глаза. А теперь, свинья, сделай так, чтобы я тебя не видел.
Блуи налил еще виски, а насмерть перепуганный Умберто, который сейчас был совсем не похож на ту важную персону, которой он себя воображал, быстро выскользнул из комнаты. Я отомщу, подумал он. Когда эти идиоты увидят то, что опубликует «Конфиденшиал», они поймут, что я говорил правду об этой французской шлюхе. Они узнают, что она проститутка и убийца. Так я начну мстить ей. А что будет потом, кто знает? По темному коридору он медленно шел в свою комнату, в его голове роились мысли о том, как окончательно уничтожить Инес.
– Я ненавижу этого мерзавца, – вздохнул Ник. – Это только вопрос времени, я все равно убью этого ублюдка.
– Ну ладно, парень, давай оставим это, а? – Блуи пытался успокоить Ника. – Мы все знаем, что он настоящий говнюк, профан, который понимает в кино ровно столько же, сколько мое левое яйцо. Не давай ему задевать тебя… Ты делаешь все прекрасно. Студия всем довольна, ты показываешь себя с хорошей стороны, к тому же съемки идут по графику и не выходят за рамки бюджета. Нам осталось всего несколько дней. Ты просто молодчина, поэтому успокойся, хорошо?
